Юлий Ким

ПЛЮСЫ И... МИНУСЫ

В середине 50-х годов начался небывалый подъем, я бы даже сказал, произошел взрыв художественной самодеятельности во всех областях искусства, особенно в песенной, стихотворной, театральной и живописной. Разом появилось множество изо- и теастудий, клубов интересных встреч, устных журналов и литобъединений. Из туристских походов без новых песен не возвращались. Немыслимые подвалы и чердаки оборудовались под мастерские. Капустники цвели махровым цветом и породили КВН (вечная ему память).

Вдруг всем захотелось сочинять, представлять и выставляться.

Следует отметить, что профессиональное художественное производство также потряслось. Заметим также и то, что многие авторы, вознесенные самодеятельным взрывом в той или иной степени, рано или поздно превратились в профессионалов.

Так что вернее будет выразиться: в середине 50-х годов произошел повсеместный взрыв художественной деятельности.

Я думаю, что причина этого связана с важными переменами в общественной жизни страны, в результате которых духовный мир нашей интеллигенции существенно обновился. Обновились мысли, юмор, лексика, переоценились некоторые ценности, и возникли новые потребности. Появился новый тип интеллигента — со своими проблемами и темами, и этому типу надлежало выразиться в искусстве, а так как профессиональные мастера не успевали, то он и взялся за дело сам.

Облик нового интеллигента в художественном творчестве, как в самодеятельном, так и в профессиональном, — тема трудная, предмет научного анализа, никак не меньше. Скажу лишь о самодеятельной песне, да и то чрезвычайно поверхностно, а значит, и безответственно, что весьма облегчает задачу.

Самодеятельная песня (далее — с-песня), в том смысле, в каком этот термин употребляется в КСП, — это песня, которую сочиняет, исполняет и охотно слушает наш учащийся и трудящийся интеллигент. Ему претит наша массовая эстрадная песня, она не созвучна его внутреннему миру. По его мнению, эстрадный ширпотреб (далее — э-песня) созвучен только внутреннему миру мещанина.

Сравним.

Э-песня пишется, как правило, для микрофонного исполнения в сопровождении э-оркестра или э-ансамбля.

С-песня, как правило, подразумевает исполнение под гитару.

Э-песня обращена «ко всем сидящим в этом зале» с приглашением единодушно присоединиться.

С-песня адресуется к каждому «сидящему в этом зале» (или: в этой комнате, у этого костра, в этой электричке) как к единомышленнику. Впрочем, не хочешь — не присоединяйся.

Э-песня сочиняется для всего Советского Союза.

С-песня создается в данном кругу данного вуза или НИИ для этого именно круга или для совокупности подобных кругов.

Для э-песни музыка главнее слов.

Для с-песни — напротив.

В своих ритмах, мелодиях и манере исполнения современная э-песня подражает дикому Западу.

Музыкальное происхождение с-песни — отечественное (имею в виду не столько русское, сколько российское).

Патетика э-песни откровенна и не знает преград. С-песня боится откровенной патетики как огня, предпочитает выражать ее сдержанно и выпускает ее на простор крайне редко. Классический образец патетической с-песни — «Над Канадой небо сине».

Юмор э-песни ориентирован на расхожие э-штампы.

Юмор с-песни воспитан на высоких литературных образцах, хотя и не часто достигает их уровня.

Вообще стихию с-песни отличает родовой признак интеллектуального духа — ирония. И — реже — самоирония.

Если предположить, что количество э-песен равно количеству с-песен, то заведомо можно утверждать, что с-песня куда разнообразнее и богаче в тематике, проблематике и уж, конечно, в своих сюжетах:

как я был на плато Расвумчорр,

как я ехал на поезде в тайгу за туманом,

как я искал грибы,

как я отдал любимой ключи от квартиры, а она меня разлюбила, и вот я один над Невой,

как мы ехали в электричке поздно вечером зимой из Москвы в Петушки, и т.д.

Поэтому с-песня, как правило, всегда достоверна, что, как правило, внушает безусловное доверие к ее истинности и искренности.

А хорошая э-песня бывает? Разумеется.

Но хорошую э-песню как раз и отличают главные признаки с-песни: сдержанность пафоса, искренность лирики, изящество юмора и наличие иронии и самоиронии.

А какие главные недостатки встречаются у с-песни?

Невысокое качество стиха и невыразительность мелодии. Однако и то и другое зачастую компенсируется подкупающей искренностью интонации. (Вообще вопрос о взаимоотношениях интонаций стиха, музыки и исполнения — вопрос чрезвычайно увлекательный, но для меня непосильный. Тут речь должна, видимо, идти о культуре слуха и духа. Вот я слышал, как Окуджаву поют под оркестр и как его поют под гитару, но все это было лишено того непередаваемого очарования, какое мы испытываем, когда слушаем самого Окуджаву, который на гитаре играть в сущности не умеет. Однако теоретически я не исключаю возможность исполнить Окуджаву лучше Окуджавы или сравнимо.)

Наши э-звезды своей интонацией, за редким исключением, не обладают. А французские — обладают. (За редким исключением.)

Иные апологеты с-песни склонны рассматривать ее как особенную область песнетворчества, которую можно со-, а то и противо- поставлять песне профессиональной (стало быть — п-песне), т.е. написанной профессиональным поэтом и композитором. Я с этим не согласен. Лучшие образцы с-песен стоят в одном ряду с лучшими образцами п-песен, как произведения искусства, критерии которого едины для всех. Понятно, что п-авторы, зарабатывающие песнями на жизнь, поставлены в иные условия, чем с-авторы, не обремененные необходимостью заключать на песни договор и браниться с редакторами. Но творческий процесс у добросовестного п-автора — тот же, что и у добросовестного с-автора. Хотя бессовестных авторов среди п-авторов больше, чем среди их с-коллег.

Заметим, однако, следующее.

В 60—70-е годы возникла, проникла и завоевала значительную часть публики, в том числе и образованной, — бит-песня (не расшифровываю термин в надежде, что и так понятно). Причем она породила, и в немалых масштабах, с-бит-песню. Не берусь определять социальный адрес бит-песни, вижу только, что ей все слои, прослойки и возрасты покорны, пусть не целиком, но, частично — все. И с-песня определенно испытывает на себе ее могучее влияние. Вероятно, бит-песня отвечает таким душевным струнам, каким с-песня ответить не в силах.

Или взять Высоцкого.

По творческой биографии — вроде классический с-автор, и все признаки с-песни в его сочинениях налицо, но есть еще и какие-то такие, какие обеспечили его песням феноменальную популярность и превратили в его аудиторию весь СССР. Секрет его обаяния непрост, и раскрытие этого секрета дало бы, я думаю, удивительные результаты, которые, в частности, помогли бы и разобраться в проблеме: что же это такое — самодеятельная песня?

Или взять меня.

До 68-го года я был с-, а потом стал п-автором. В целом мои хорошие п-песни получше, чем мои хорошие с-песни в целом.

Но, может быть, останься я с-автором, я бы сочинял еще лучше?

Не думаю.

И в своих с-песнях (большая часть коих была написана для моих с-постановок), и в своих п-песнях (каковые все пишутся для чужих п-произведений: спектаклей и фильмов) я решал одни и те же задачи, т.е. старался выразить либо характер персонажа через его арию—монолог—любимую песню, либо состояние персонажа в данный момент действия, либо групповую сцену, либо авторское отступление-комментарий по поводу имеющего быть представления. Понятно, что п-положение обеспечивает куда больший диапазон тем и задач, сопровождая это куда большей ответственностью. С другой стороны, задачи эти ставит передо мной чужой дядя (режиссер). С третьей стороны, в процессе работы дядя, как правило, перестает быть чужим и большинство задач становятся для меня увлекательными. С четвертой стороны, неизбежно остается некоторое меньшинство неувлекательных, но необходимых задач. С пятой стороны, редактор просит переписать начало и выкинуть конец. С шестой стороны, режиссер (или композитор) предлагает такую форму, до которой я сам бы не додумался (или форму, или прием, поворот темы, интонацию). Короче говоря, есть свои плюсы и минусы, но плюсов больше, а главное, п-положение в перспективе вовсе не исключает возможности ставить перед собой весь комплекс задач самостоятельно.

О музыке. То я раньше сам сочинял музыку к своим словам, а теперь — либо Ген. Гладков, либо В. Дашкевич, либо А. Рыбников. Только ли п-положение заставляет меня соглашаться с этим? Нет, не только. Дело еще и в том, что они хорошо пишут, и нередко так, как я бы и не смог. Например, одну из лучших песен «Бумбараша» — «Ходят кони» — я показал Дашкевичу вместе с музыкой. Он подумал-подумал и написал лучше. А песня «Журавль по небу летит» была им написана до того, как я к ней приступил. Тут уже мне пришлось исхитряться, чтобы стихи соответствовали мелодии, на мой взгляд замечательной. А монолог Остапа Бендера я принес Гладкову как танго с готовой музыкой припева. А Гладков написал фокстрот. Что фокстрот — я до сих пор не согласен, но припев у него вышел лучше моего. А песню Неле для спектакля «Тиль» я принес Гладкову, совершенно не представляя, какая тут должна быть музыка, и даже испытывая по этому поводу некоторое злорадство: как-то он управится? Управился. И на мой взгляд — прекрасно.

Думаю, что и С. Никитин, пишущий иной раз для кино или театра, не возьмется строго определить: какая песня у него «с», а какая — «п».

Это я все к тому, чтобы показать, что границы у с-песни — зыбкие. Но они все же есть.

Я бы сказал так: с-песня, в среднемассовом виде, есть продукт песенного графоманства. Под графоманством здесь имеется в виду сочинение таких произведений, какие пока не удовлетворяют требованиям подлинного искусства. Такое художественное творчество, какое в массе своих результатов не может еще считаться вполне художественным. С-графоманство заслуживает уважения. П-графоманство уважения не заслуживает.

Что еще интересно: с-поэзией занимаются все слои нашего населения. С-песней — по преимуществу учащаяся и трудящаяся интеллигенция. Почему — не знаю. Может быть, потому, что стихи сочинять каждый дурак умеет, а музыку к стихам подобрать — некоторое образование нужно. Даже не специальное музыкальное, а вообще.

Впрочем, очень может быть, что мои рассуждения об с-песне по меньшей мере устарели, так как с песней 70-х годов я плохо знаком. Но я знаю, что она живет, звучит, продолжается, и это прекрасно.

1980

Стенгазета Московского КСП «Менестрель». 1980, №2 (янв.). — С.2