Из предисловия к первой нотной книге А.Иванова "Предчувствие крыл".

"Мне ли, Уважаемый Читатель, объяснять Вам, сколь удивительно и прекрасно такое явление Природы, как человек этот, носящий загадочное имя Александр и столь редкую фамилию Иванов?

Раз Вы взяли в руки эту книжку и раскрыли ее – значит, сами все уже знаете,– и про мелодические чудеса его, и про особый строй гитары, и про нелегкую и странноватую песенную судьбу.

Видел я толпы людей, поющих его песни и не знающих автора. Видел почти пустые залы на редких его концертах. Песня говорила людям все, имя – ничего. Радостно, что в этой книге соединились имя и песни.

Впрочем, написали бы организаторы на афише «САША-МОРЯК», зал на том давнем питерском концерте был бы полон. Самому Александру, подозреваю,– все равно, сколько у него слушателей, он поет не всем, КАЖДОМУ.

Поет, и стесняется, стесняется и поет, высота мелодии множится на глубину стиха, а все это вместе – живительный комок мудрого, иногда – озорного тепла, когда смех и слезы совсем рядом, не отличить, что есть признак настоящего искусства. Признак свободы.

В стране, принудительно лишенной джазового мышления,– откуда он взялся?

У меня, Уважаемый Читатель, его песни вызывают глубокую приязнь еще и потому, что Александр никогда не плачет об отсутствии света, но – зажигает его. Жизнь вокруг – мрачна, судьба – трудна, откуда свет? Верующие поймут по-своему, атеисты будут долго копаться в анализе этой ивановской тайны в поисках категории хитрости, но – ничего не найдут, кроме искренности и вечного детского удивления тому, что его песни слушают и поют. Талант ведь, понимаем,– не категория хитрости.

Одна из встреч с Александром сделала мою поездку на Грушинский фестиваль единственной.

Шел моросящий дождь, как грибы росли навесы, раскрывались зонтики, пожарче разводились костры. Под навесами у костров грудились разношерстные гости фестиваля, пели, ели, что-то пили. «Хандра-а-а!» – хором неслось от одного из костров. Ивановскую песню пели самозабвенно, с удовольствием, добавляя к внешнему обогреву ее нутряное тепло.

Иванов в это время сидел недалеко, прикрывая собой гитару в матерчатом чехле, под серым дождем в островке кустарника, мокрый, продрогший, вокруг – никого. «Саша! Здравствуй! Пойдем греться. Давно тут сидишь?» «Давно»,– улыбнулся Иванов. Мы поспешили к моему костру на дальнюю поляну, «хандристы» скользнули по Александру теплым невидящим взглядом. Вокруг бушевал самый большой фестиваль.

Больше туда приезжать не хотелось.

Саша, понимаем, давно рядом с нами, под серыми дождями, незаметный и незаменимый. Всегда – один из нас, никогда – над нами. Порадуемся книге вместе, Уважаемый Читатель, тихо позавидуем тем, кто близко познакомится с Александром Ивановым впервые. И – совершенно не хочу отнимать много времени у этой книги на предисловие, пусть скорее с Вами будет Иванов.

Вроде биографию его тут надо написать, не буду, смотрите, какие удивительные отражения у этой биографии. Читайте. Пойте. Разбирайтесь с аккордами.

Улыбайтесь под серым дождем.

Юрий Устинов

P.S. … одно скажу Вам по секрету: я действительно никогда не поеду на Грушинский ИМЕННО ПОТОМУ, что там в кустах сидел мокрый и великий Саня Иванов…

…А мелодии Иванова, когда их «раскусят», будут всемирно звучать рядом с музыкой Нино Ротта, Бернстайна, Джо Пасса. На них набредут аранжировщики больших оркестров и – ахнут…

Ю. Устинов (из переписки с издательством)"