РАСШИФРОВКА ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ ТЕЛЕКАНАЛА «КУЛЬТУРА» «ТЕМ ВРЕМЕНЕМ», ЭФИР 20 октября 2008 г., 22:35
Расшифровано Н.А.Игнатовой в октябре 2008 г.
Отредактировано и сверно с оригиналом А.Н.Костроминым в декабре 2008 г.
Александр Архангельский: Добрый вечер. Добрый вечер, уважаемые гости, уважаемая аудитория. Вы смотрите программу «Тем временем». Я — Александр Архангельский. Говорить мы сегодня будем об авторской песне, в целом о бардовской культуре, но давайте сначала вместе посмотрим сюжет, который мы подготовили к юбилею Александра Галича.
[Женский голос за кадром]: Если бы не авторская песня, Александр Галич прожил бы спокойную жизнь успешного литературного поденщика. Фильмы по его сценариям до сих пор порождают ремейки, как это было с «Верными друзьями». Пьеса «Вас вызывает Таймыр» упоминается во всех энциклопедиях. Он состоял в Союзе писателей и Союзе кинематографистов. Позже об этом периоде своей жизни Галич отзывался так: «Я был благополучным советским холуем, но я понял, что я так больше не могу, что я должен наконец-то заговорить в полный голос, заговорить правду». Началось всё с песни про постовую Леночку, которая взяла и вышла замуж за эфиопского царя, а кончилось знаменитой лирической проповедью «Я выбираю свободу»: «Я выбираю свободу, но не из боя, а в бой. / Я выбираю свободу – быть просто самим собой. / Я выбираю свободу, пускай груба и ряба. / А вы – валяйте, по капле выдавливайте раба».
И продолжилось всё точно так, как предсказывал последний куплет этой песни: «И мне говорит «свобода»: / Ну что ж, ― говорит, ― одевайтесь, и пойдемте-ка [так — АК], гражданин». В 1974-м Галич вынужден был эмигрировать, а в декабре 77-го погиб от удара электрическим током в своей парижской квартире [Rue Mesnil, 16 Arr]. Дух авторской песни, лирической проповеди под гитару определил весь ход его судьбы: и взлёт, и славу, и трагедию. И Галич никогда об этом не жалел. Ему не суждено было узнать, что его горький юмор, социальные остроты, сиюминутность сюжетов переживут эпоху, которая их породила. И что песня 68-го года о том, как Клим Петрович выступал на митинге в защиту мира, спустя сорок лет не покроется архивной пылью, хотя все обкомовские детали и ситуации давно уже канули в прошлое.
[Поёт Александр Галич:]
Вот моргает мне, гляжу, председатель:
Мол, скажи своё рабочее слово!
Выхожу я, и не дробно, как дятел,
А неспешно говорю и сурово:
Израильская, говорю, военщина
Известна всему свету.
Как мать говорю и как женщина:
Требую их к ответу!
Который год я вдовая…
Дело в том, что Галич не писал про сиюминутные вещи, а писал на примере сиюминутных вещей о вечных коллизиях правды и лжи, трусости и свободы, как этого и требовала истинная авторская песня. Именно поэтому его 90-летний юбилей не стал поводом для ностальгических воспоминаний, а причиной нового объединения современной аудитории вокруг песенных монологов Александра Галича. Он обещал когда-нибудь вернуться и вернулся.
[Поёт Александр Галич:]
Когда я вернусь...
Ты не смейся — когда я вернусь,
Когда пробегу, не касаясь земли, по февральскому снегу,
По еле заметному следу — к теплу и ночлегу —
И, вздрогнув от счастья, на птичий твой зов оглянусь, —
Когда я вернусь…
Александр Архангельский: С удовольствием представляю моих сегодняшних собеседников. Пойдем по кругу: Лев Александрович Аннинский ― публицист, эссеист, писатель. Добрый вечер, Лев Александрович.
Лев Аннинский: Добрый вечер.
Александр Архангельский: Юлий Черсанович Ким ― поэт, драматург. Добрый вечер. (Аплодисменты.) Мой однофамилец Андрей Архангельский. Сейчас я страшно рад объяснить зрителям, что мы даже не…
Андрей Архангельский.: Что это два разных человека.
Александр Архангельский: Что это два разных человека, потому что стоит Андрею написать что-нибудь яркое в газете «Взгляд» или в «Огоньке», мои читатели в «Живом журнале» сразу начинают со мной ругаться. Добрый вечер, Андрей. (Аплодисменты.)
Алексей Алёхин ― поэт, главный редактор одного из немногих поэтических журналов современной России «Арион». Добрый вечер, Алексей. (Аплодисменты.) И я буду сегодня постоянно обращаться к суждениям Владимира Ивановича Новикова ― Владимир Иванович писатель, критик, литературовед, он автор биографии Владимира Высоцкого в «Жизни Замечательных Людей», составитель и редактор собрания сочинений Высоцкого. Добрый вечер, Владимир Иванович. (Аплодисменты.)
Авторская песня была объединяющим началом для разных сословий советской интеллигенции, да? Авторская песня вот эти слои склеивала. И потом был период, когда авторская песня куда-то вот сместилась … на обочину. Правильное ли у меня ощущение, во-первых? Во-вторых, закончился ли и это период? Возвращается ли авторская песня? Если да, то в каком обличие? Вот, по вашему ощущению, Лев Александрович?
Аннинский: Ну, для того, чтобы склеились какие-то слои, они должны порознь созреть. Не было ж ничего такого. Если говорить об авторской песне ― начальном её периоде, с которым я больше связан как-то… [титры: Лев Аннинский, критик, литературовед] Я не знаю, может быть некоторые участники нашего собрания ещё не родились в ту пору, но это середина и конец 50-х годов, это так называемая эпоха ХХ съезда партии, может быть сейчас уже и не знают, что это такое за партия, что это за съезды...
АрхА: Что такое это за партия — знают, а что за съезд…
Анин: Так вот, наше поколение —это дети ХХ съезда, который был первым этапом раскрепощения. Вот тогда студенты запели.
Ар: Прошу прощения, что перебиваю. А что запели? Что именно? Вы помните, с чего началось?
Ани: Визбора запели. «Дали карельских озёр». Взяли, рюкзаки напялили, пошли — ушли от деканата, от учебных планов, от экзаменов…
АР: А потом и деканат запел.
Ани: Это потом. Потом деканат запел это всё.
АрА: Забавно, что университетская среда считается наиболее свободной, но даже от декана нужно было…
Ани: Не университетская. Поющие учителя ― это Педагогический институт, Ленинский. Вот сидит выпускник (показывает на Кима)
Ким: И университетская тоже, безусловно.… Вот сейчас Сухарев бы был, он бы…. Он бы вам сказал…
Анин: Университетская тоже
Ким: Визбор, кстати, пел сухаревские песни на музыку Шангина-Березовского.
Анин: Шангина-Березовского, да. Вы там все заодно были… Начиналось с Педагогического, конечно. И уходили в лес и у костра пели…
Ким: Я сразу должен вам немножко возразить. Дело в том, что бардовская песня, [титры: Юлий Ким, поэт, драматург] которая по вашему представлению склеила разные слои, была не одинока, потому что и «дети ХХ съезда» не только были в этой песне, а там много было всяких детей — в кино, в театре, в архитектуре, где угодно… в журналистике… И поэтому тот мощный взрыв культуры вообще включал в себя и бардовскую песню. И вот этот-то взрыв склеил всех. Поэтому сказать, что бардовская песня была ведущей в этом процессе — никак нельзя. Правда?
Анин: Ну, в общем, демократичный был вариант…
Ким: Современник появился… А вспомним наших новых прозаиков, всю эту когорту, которая появилась, поэтов, которые вышли на эстраду, и так далее. Это вся… такая была всеобщая склейка по всем направлениям… Но… к вопросу о том, съехала ли она на обочину и перестала ли она прекращаться, мое категорическое мнение и наблюдение: никуда не съехала и никогда не прекратится вообще, потому что это был такой взрыв художественной песенной самодеятельности, который продолжается и поныне.
АрхА: Вот смотрите, что происходит. Я даже не беру народных кумиров, как Высоцкого. Но… берем «интеллигентских» — в кавычках — авторов, вот, Юлий Ким, Александр Городницкий, Булат Окуджава… называешь ― и сразу идет опознание. Мы можем назвать хоть одно имя из следующего поколения, которое было бы настолько же общепринятым и известным?
Ким: Конечно. Вероника Долина. Вадим Егоров.
АрА: Это тоже уже, прошу прощения, прошлое поколение, да? А вот люди тридцатилетние, скажем, того возраста…
Анин: Тимур Шаов
Шаов… Ну, вот о Шаове, если вы хотите… будем говорить?
Ким: Гриша Данской, Вадим Певзнер… Есть, есть. Дело в том, что вы правы, в памяти, на слуху ― имена бардов первого призыва. Но дело-то было совершенно новое и впервые. Сейчас на слуху не так много имен, но они, безусловно, есть. Дело такое. Оно не поддается раскрутке телевидения, в эфире, в театре…
АрхА: Но вас тоже тогда на телевидение не пускали.
Ким: Тогда не пускали, но тогда была раскрутка через магнитофоны главным образом.
Анин: Вот тогда не пускали, вот тогда оно и развилось-то по-настоящему.
АрА: Почему же сейчас нет этой раскрутки?
Анин: Потому что пускают.
АрА: Нет, естественного рода… то есть тоже при помощи «сарафанного радио»?
Ким: Есть. Естественный процесс есть. Достаточно съездить на Грушинский фестиваль, который проходит раз в году. Сейчас их стало, правда, два в силу разных причин. Но если они собирают по 200 тысяч на три дня со всех краев Руси великой, то это о чём-то говорит. И там, конечно, не только, как говорится, почтенные старички. И не столько даже они.
АрхА: Андрей, ну, вы (к АрА) написали целый ряд статей об авторской песне и бардовской культуре…
АрА: …просто кипит мой разум, потому что я страшно люблю и песни Кима, и перечисленных вами людей, но, к сожалению, я настаиваю на том, что эта культура закончилась, что она не соответствует современному [титры: Андрей Архангельский, редактор отдела культуры журнала «Огонек»] социально-экономическому в первую очередь положению вещей. Когда вспоминают о Грушинском фестивале… Ну, господа, в течение нескольких лет все страшно ругались, барды, по поводу того, что этот Грушинский фестиваль, что туда стали ходить люди, которые никакого отношения к этой культуре не имеют. И они таким образом стали… они стали вносить деструкцию. Это же всё создается и за счёт песен, и за счёт атмосферы… Эта атмосфера была разрушена людьми, которые пришли туда делать шашлыки, которые пришли сидеть у костра… значит…со своими манерами… Понимаете, эта хрупкая культура нарушилась, а власти города, где всё это проводится, — они, естественно, заинтересованы в том, чтобы масса, количество людей было больше. Но бардовский фестиваль от этого разрушается. «А что-то главное пропало». И всё. И нет фестиваля.
Ким: Немедленно возражаю. Дело в том, что как только появилась эта тенденция, именно у Грушинского фестиваля, возник контр-Грушинский фестиваль, который устраивал Володя Ланцберг. Не такой раскрученный, с меньшим числом участников, но он был жив. В основе всё равно остается самодеятельная песня, как я её называю. И эта самодеятельная песня, вот... Эту песню не задушишь, не убьёшь никогда. И вот рассыпается… маленький фестивальчик у Ланцберга… И они-то и сочиняются для небольшого круга людей. Вот для такого регионального… она живёт этими региональными фестивалями. Потом уже её начинают раскручивать… кто-то появляется на эстраде, кто-то становится полу-шоуменом, полу-бардом… и у него уже свой офис, и т.д.… Хотя всё равно там… всё равно подпитка та, оттуда идёт.
Алё: Вы меня обманули. Когда меня пригласили на эту передачу, я сразу спросил: «Разговор будет об авторской песне или о бардовской?» Мне сказали: ну, об авторской, об авторской. А бардовская песня…
АрхА: Алексей Дмитриевич… Сразу вопрос: авторская и бардовская песня — это одно и то же? Вы сказали да.
Алё: Нет, я сказал, что это принципиальная разница.
АрхА: Ну, давайте, раскажите.
Алё: Хотя, конечно, между ними зыбкая текучая граница, что, тем не менее, не делает … это два разных явления. Бардовская песня, как совершенно справедливо здесь сказал Юлий Ким, это самодеятельная песня. Это ― народная песня, которую поют сами для себя, друг для дружки… Смысл песни — что её может петь любой. На фестивали — те, середины и начала 60-х — я туда тоже ходил… Только не думайте, что я высокомерно к этому отношусь. Я и в походы эти ходил, и песни эти пел, а на мои юношеские стихи сочиняли эти песни… до сих пор….
АрА: Вы были бард или автор?
Алё: Да нет, конечно. Я стихи писал, просто у меня были друзья с этой балалайкой… простите. Авторская песня ― это явление культуры, безусловно. Социокультурное. Изменился социум ― и я думаю, что действительно изменилось место бардовской песни. У меня о ней тёплые воспоминания, но она меня не интересует. Я занимаюсь искусством. А авторская песня ― это явление искусства. Это театр. Это театр одного актёра. Галич, это Высоцкий ― это безусловно. В менее явленном виде ― это Юлий Ким, это Булат Окуджава. И, конечно, тут есть перетёки, градации и т.д. Но это ― разные явления. Авторская песня ― это часть нашей культуры, очень важная, пережившая пик… Появится кто-то ещё на этом уровне, и оно опять будет… (нрзб)
АрхА: Во-первых, я не жалею о том, что я вас обманул (смешок «Ну, и я не жалею… Я сам обманываться рад…») Вы сами обманываться, действительно, рады… Но всё-таки, если я правильно вас понял: авторская песня как была, как и есть и продолжается. Меняются просто декорации… исторические. А бардовская песня уходит, потому что она нуждается в определенных социально-экономических предпосылках.
Алё: Авторская существует с автором. Ну, у нас есть сейчас носители. Они позволяют как-то воспроизводить… в этом смысле оно существует, но… конечно, полный эффект ― это надо Высоцкого слушать…
Анин: Можно я спрошу? Визбор, поющий Городницкого, это авторская или бардовская песня?
Алё: Бардовская чистой воды. А что касается бардовской песни, то повторяю, это элемент духовной и достаточно социальной культуры… только вы знаете, и мои друзья ходят с песнями, только они, как и я , давно дедушки. Их дети, конечно, с ними нрзб
АрхА: А внукам и внучкам поёте песни?
Алё: Я вообще не пою. На радость слушателей. Вот. Ну, конечно, мои внуки и внучки ничего этого не знают… Если изменится ситуация — возникнет, это опять будет. Но не будет иметь того массового распространения, мне кажется, пока не будут условия соответствующие.
Ким: Я хочу…
АрхА: Я прошу в разговор включиться Владимира Ивановича Новикова. Вы мысль запомните… (Ким согласно кивает)
Нов: Вопрос о том, существует авторская песня во всем комплексе исполнения и зрелища или она является фактом словесного искусства ― он дискутируется очень давно.
АрхА: У вас когда-то называлась книжечка маленькая: «Писатель Владимир Высоцкий»
Нов: Да, совершенно верно. И статьи мои многие называются «Авторская песня как поэзия сопротивления».У ведущих представителей авторской песни: и у Окуджавы, и у Высоцкого, Галича… — был очень счастливый роман с языком. Русский язык им ответил взаимностью. Откройте словарь, составленный Константином Душенко, «Цитаты из русской литературы». Кто продолжил афористическую линию после Пушкина, Грибоедова, Блока, Пастернака ― сгустки словесные, словесные формулы. Далее ― Окуджава, Высоцкий, Галич. Или, скажем, в русском языке есть вот такое сочетание «губы окаянные». Оно потенциально присутствовало всегда, наверное, в сознании языковом. А актуализировал его Юлий Ким, написав песню, вот, с соответствующим названием, которую долгое время объявляли как народную. Так что вот этот… мне кажется, что письменным стихотворцам нужно по-хорошему позавидовать корифеям авторской песни, потому что такой контакт с аудиторией, такой контакт с читательским, не только с слушательским, сознанием, — он желанен для всей современной поэзии.
АрхА: Спасибо. Ну, вот вышел, например, сейчас в «Библиотеке поэта» том Булата Окуджавы. И внутреннего сопротивления ни у кого нет. Потому что ясно, что это ― поэзия.
Ким: Да-да.
АрхА: Прошу прощения, что я вас перебиваю. Давайте посмотрим небольшой сюжет о том, как сейчас живёт дом-музей Окуджавы в Переделкине.
[Женский голос за кадром]: В этом маленьком деревянном доме в писательском посёлке Переделкино Булат Окуджава прожил много лет. После его смерти друзья поэта создали здесь импровизированный музей. Первое время экспозиция состояла только из личных вещей поэта и того, что приносили поклонники и друзья. С 1999 года этот дом официально стал мемориальным музеем, а в здании по соседству, где при Окуджаве был гараж, разместилась экспозиция.
Лидия Кириллова: К нам приходят люди разных возрастов, разных поколений. [титры: Лидия Кириллова, экскурсовод Государственного мемориального музея Булата Окуджавы] Но очень интересно наблюдать, как каждое поколение реагируют на эту обстановку. Когда приходит молодёжь и мы рассказываем о том, что здесь жил человек всемирно известный, и они осматривают вот эту скромную обстановку и говорят: ой, вот в такой скромной обстановке жил такой известный человек?
Это не единственное, что вызывает удивление у посетителей. В фильме, который показывают всем гостям музея, Булат Шалвович рассказывает, как складывалась его судьба до того, как он стал всемирно известным певцом и композитором:
Б.Окуджава: Ну, я работал учителем. Я сейчас об этом не жалею, это была очень хорошая школа — для меня, школа жизни. И случайно в компании моих друзей мне захотелось спеть. Я взял гитару и спел песенку, и всем понравилось.
Это редкий случай, когда Окуджава так откровенно рассказывал о себе. Друзья Булата Шалвовича вспоминают, что он был блестящим, умным собеседником лишь с теми, кому доверял. При жизни Булата Шалвовича писатель Дмитрий Быков встречался с ним и записал ряд больших и удачных интервью. Теперь он выпускает большую биографию поэта.
Дмитрий Быков: Его феноменальное влияние и огромная влиятельность в литературе, я думаю, были для него самого тайной. Собственно, как поэт, он всю жизнь выясняет отношения с собственным даром. Об этом «Чудесный вальс». Это та ситация, внутренее раздвоение, когда его — поэта предпочитали ему — человеку.
Сам Окуджава о себе говорил: «Я выпиливаю рамочки». Так он создавал конструкции, в которые каждый мог поместить свою жизнь.
Его песни в шестидесятых слушали тысячи, а к концу двадцатого века стали слушать миллионы. При этом его поклонникам неважно, кем был Окуджава — поэтом, писателем, бардом, певцом или родоначальником авторской песни.
Дмитрий Быков: И он не только услада тех немногих выживших шестидесятников или их детей, которые на своих убогих кухоньках — значит, любимый образ новых публицистов, да?— остатки диссиды собираются на кухоньках, чего-то такое поют и плачут, и жалко на них смотреть. Нет, ничего подобного. Окуджава продолжает активно влиять.
В музее в Переделкино Окуджаву называют не иначе как «символ эпохи». Чтобы сделать экспозицию познавательной, рассказывают про социальные и политические особенности страны, в которой жил Булат Окуджава. Рассказывая о зарождении бардовской культуры, цитируют самого Булата Шалвовича: «Авторская песня — это стихи и музыка, написанные думающими людьми для думающих людей».
АрхА: Вот. Продолжаем разговор. (Обращается к Киму) А можно ли себе представить том Юрия Визбора в «Библиотеке поэта» или всё-таки это какое-то другое явление, требующее иных форм подачи материала?
Ким: Полагаю, что вполне возможно Юрин такой том представить себе. Но тут я думаю, что Лев Александрович лучше ответил бы на ваш вопрос. Лев Александрович, скажите…
Анин: Я сначала Андрею (Архангельскому) задам вопрос. Правильно ли я понял вас, что Грушинский фестиваль профанировался от того, что пришли люди, которые…
АрА: Потому что пришло больше людей, чем предполагает эта культура.
Анин: Потому что пришли люди, которые сели к костру и стали жарить шашлык… У меня маленькая поправка. Мы шашлыков не жарили, потому что у нас не хватало на это денег. Но к костру-то мы пришли не с тем, чтобы жарить шашлыки. То есть… я перехожу к существу дела. Талантливый человек — он и из авторской, и из бардовской песни прорастёт куда угодно. И в народную, и в … в какую угодно… и в книжную, и т.д. И Владимир Иванович отлично это демонстрирует. Можно найти поэтический элемент у них у всех. И у Окуджавы, и у Визбора… в разной степени, но всё равно, везде будет. Это же уже…отобранные корифеи уже. Я говорю о том, что авторская песня зародилась в определённых условиях, которых больше нет, вы абсолютно правы. И эти условия были такие: никакого проникновения официоза, никакого проникновения в массовую (тогда так не называли: массовую ― в официальную) культуру, ни на радио, ни в печать ― никуда. Абсолютно вне официоза. Она была абсолютно вне признанной культуры… государственной.
АрА: Лев Александрович, прошу прощения, а почему вы не говорите об экономической составляющей? У вашего поколения в тридцатилетнем, в двадцатилетнем возрасте было свободное время. Я вот на этом настаиваю. Этим во многом была продиктована такая массовость этой культуры… элитарной… если так можно сказать. У людей было время думать. Я не говорю, что у людей было время… так сказать… много свободного времени в физическом смысле, но у людей было время думать… было время чувствовать. Сейчас этого времени нет у человека.
Анин: Ну и аберрация у вас. Извините, можно я так скажу: молодой человек, это аберрация. У нас было ровно столько свободного времени, сколько у вас. Только у нас было колоссальное на нас давление официоза, из-под которого выбраться было очень трудно. Поэтому когда мы с помощью костра выбирались, уходили…
АрхА: Лев Александрович, можно я вас перебью? Я на одну секунду встану на точку зрения Андрея, потому что я при советской власти начал, в отличие от него, работать. Мы с вами в одном журнале работали. Мы приходили в 12 на работу, в 6 рабочий день заканчивался…
АрА: А я полжизни провёл при советской власти, а половину жизни не при советской.
Анин: Так что меняется-то?
Алё: Лёва, он ведь на самом деле прав, только это относится не только к бардовской песне, но и к тому, почему читают меньше, почему стихи совсем не читают… Он во многом прав…
Анин: Мы были вольны употребить наше свободное время… сколько его там было… на то или на другое… Я говорю о другом. Вы мне назовите не авторскую песню. Как таковая существует ― не авторская песня? Ну да. «Как женщины сложили песню» ― Горький пишет, да? Вот в фольклоре бывает, что неизвестно кто написал…
АрхА: Вообще советская песня великая… Фатьянов…
Анин: Авторская!.. И кроме того была ещё то, что Визбор пел, то, что Городницкий пел, ― вот это всё уже было, потом появился Окуджава, потом появился Высоцкий. Появились корифеи, которые переросли это. Но они же все идут оттуда. Даже Анчаров. Они все идут из этой… из этого неофициоза, из этого — неподвластности личности никакому давлению. Мы… когда слово барды прижилось… думали шансонье назвать, менестрели… пробовали всё. Барды ― покороче всё таки. Ничего там особенного не было более бардовского, чем шансонского. Искали слово и всё. Но признак был один ― неофициально. А потом, когда начали прорастать, выяснилось… Теперь так ― отвечаю тебе ― Окуджава поэт или бард?
Алё: Я скажу об этом.
Анин: Я читал его книжку, я везде угадывал, где песня, где стихотворение.
Алё: А я знаю случай, когда я его одно очень известное стихотворение — «Надежды маленький оркестрик» — сперва прочёл в журнале «Юность». Мне очень понравилось это стихотворение. А потом я услышал его как песню, мне очень понравилась песня, но стихотворение-то для меня с тех пор погибло как таковое…
Анин: Ты подтверждаешь то, что я говорил…
Алё: …как самодеятельное, навсегда.
Анин: Аура другая…
Алё: Вообще серьёзный ведь, на самом деле, разговор. Я прекрасно понимаю, как Высоцкому было обидно, что его друзья-поэты за поэта, так сказать, письменного не держали. Но они были абсолютно правы, потому что, в принципе... Сейчас меня будут клевать, но не важно… По определению…
АрхА: До вас не дотянешься (смеётся)
Алё: Дотянутся! …По определению хорошее, так скажем, вокальное произведение, любого жанра, — текст хорошего вокального произведения, замечательного, не может быть текстом замечательного стихотворения, и наоборот. Объясняю.
Анин: «Не осенний мелкий дождичек…»
Алё: Объясняю. Секундочку. Я закончу. Тогда, может быть, не надо будет задавать вопросы. Я объясняю. В безупречном вокальном или авторском произведении текст есть только одна составляющая. В нём должно быть место для того образа, посыла, который несёт музыка, а если это авторская песня, то ещё и, вот, игры, чисто актёрской, и, вот, вместе они создают блестящее произведение. А в идеальном стихотворении — это чистая абстракция. Места ни для чего быть не должно. Оно потому идеальное, что оно исполняется целиком. Мне скажут: а как же, на стихи Пушкина есть чудесные романсы? На стихи Есенина, — правда, романсы похуже, но всё равно. Очень просто. Это случай, который, так сказать, исключение, которое подтверждает правило. Когда мы слышим стихотворение Пушкина или то стихотворение Окуджавы в его версии вокальной, целые пласты, заложенные в стихотворении, уходят, не воспринимаются.
Анин: Соприкасающиеся…
Алё: Соприкасающиеся, пересекающиеся… но разные вещи…
АрхА: Андрей (к Архангельскому Андрею)
АрА: Мы по-прежнему говорим… во-первых, дискутируется вопрос старый, как не знаю что: бардовская песня ― поэзия или не поэзия? Господа, ну а так ли это важно? Заметьте, что мы постоянно говорим об одних и тех же людях — о первом поколении бардов, которое фактически не получило развития. Их дети уже были не таковы, а их внуки творческие, вы уж извините, это уже вырождение.
Анин: Не вырождение, Андрей, переход в другие сферы.
Ким: Перерождение
Анин: Конечно. Это с эстрады на тысячи людей..
АрА: Просто хотелось поговорить о том, что главное-то в этой песне что было ― в ней был дух, который соответствовал времени. Нынче этот дух из бардовской песни выветривается. Даже если он и очень талантливо сделан, это всё равно не находит, как говорится, отклика в сердцах. Ты не чувствуешь эту культуру своей, ты не чувствуешь, что она тебе родна, а всё современное не является для меня… вся современная бардовская культура не кажется мне современной, она не переживается мной… это стоит где-то по соседству, да, находится сбоку от меня, и никак не касается…
Анин: Другой стрежень.
АрхА: Одну секунду. Просто одну секунду. Вот смотрите, когда вы публикуете свои статьи (АрА), в Интернете, действительно, начинается битва титанов, потому что как только вы примерно это говорите в своих статьях, возмущение ― массовое, отторжение ― суровое, причём спорит в вами не старшее поколение, а ваши сверстники и люди помоложе. Значит, есть запрос и нет ответа. Нет?
АрА: Есть запрос…
АрхА: Значит, если бы людям было всё равно, они бы с вами не спорили.
АрА: Да. Я просто не уверен, что это люди молодые. Мне кажется, что это скорее полемика с людьми, там, сорокалетними… Но самое удивительное, что я ― их союзник в данном случае, мне просто хочется, чтобы всё было искренне и честно. А мне кажется, что они себя обманывают, считая по-прежнему, что эта культура существует и что она влиятельна. К сожалению, эта культура — она должна насытиться точно такими же фигурами, какие её насытили в 60-е годы. Должен случиться личностный переворот, на уровне личности…
Алё: А он дело говорит… Именно то же самое… Он разделяет одно от другого…
Анин: У молодых тоска по утраченной нашей гармонии или антигармонии, как хотите, но эта тоска по тому, что было у нас. Это утрачено навсегда.
АрА: Вот, кстати говоря, заметьте. Цельность ещё, что присуще Галичу и культуре Окуджавы, и культуре Юлия Кима… Им присуща цельность. Они очень собраны, они очень сжаты, они как комок такой вот, доведённый до математической формулы.
Анин: Их лирический герой такой.
АрА: Их можно размотать… этот клубок можно размотать… из одного слова можно реконструировать поэта-человека… такой цельности сегодня нет у артиста, представителя авторской песни, потому что время не цельное, потому что для этого надо быть стоиком отчасти, для этого нужно быть личностью…
Анин: Для этого нужно иметь цельное время.
Алё: А вообще нужен кому-нибудь артист, в широком смысле слова, который не является личностью, который не способен себя собрать?
Анин: «Ты каплей льёшься с массами» ― это тоже своеобразное счастье. Но это другое.
АрА: Это уже растворение в массе…
Анин: А мы каплею лились столько, что больше некуда (показывает «по горло»), а потом перестали литься и создали другую культуру.
Ким: Вы, всё-таки, наверное, не очень в материале. Я сам не могу сказать, что я нахожусь на стрежне бардовской культуры сегодняшнего дня. Тут больше меня знает и Никитин, и Сухарев… но я вам назову несколько имён… мне просто интересно, знакомы ли вы с творчеством Ольги Чикиной? Любы Захарченко? Анофриева… знаете? (к АрА)
АрА: Из перечисленных вами я, может, слышал две фамилии…
Ким: И наконец, ещё одно имя: и Михаил Щербаков.
АрА: Вот, Щербаков, безусловно ― да. Это блестящий автор. Блестящий.
Ким: Вы знаете? Вы не в курсе (к Алё)
Алё: Я этим даже не интересуюсь. Я не интересуюсь бардовской песней. Я интересуюсь современной поэзией. А вот вы упоминали, кстати, Геннадия… Данского…
Ким: Данской, да.
Алё: Я его не как… не знаю… он там ко мне заходил в редакцию с этой своей, с гитарой, поэтому я знаю, что он… поёт. Как он поёт, я не знаю, а стихи у него были презамечательные. Мне очень жалко, что он теперь, в основном… ну, видимо, не пишет поэтому стихи, собственно поэзию в чистом виде, потому что занимается этим… то есть мне жалко не потому, что, там, он хорошее на плохое поменял… не слышал я его… а стихи хорошие.
Ким: А вы (к Алё) поэзию Булата делите на бардовскую и авторскую?
Алё: Нет…
Ким: Или вы рассматриваете как исключение?
Алё: Нет… бардовская, во-первых, тут вообще ни при чём. Я его как просто поэта рассматриваю, ну просто поэта.
Анин: Про Щербакова:
АрА: Про Щербакова хочется говорить.
Анин: Я его и читал, я о нём писал, я его слушал, совсем недавно тоже.
АрА: Это похоже на ветер. Как будто продувает со всех сторон. Вот такая лирика
Анин: Можно, конечно, и так, по-блоковски: «вот вам вьюга, вот вам ветер…» … Не в этом дело. Щербаков ― изысканейший поэт, который использует бардовскую культуру… он берёт гитару… партия гитары идёт простейшая параллельно… это просто… он вещает, он читает стихи. Это мелодекламация, это, конечно, поэзия в чистом виде, которая использует, опирается, отсылает нас к бардовской песне. Но — попробуйте его у костра спеть! Я вам не завидую.
Ким: Более того, прочесть на бумаге очень многие тексты невозможно, потому что там не присутствует ритмика и мелодика.
Анин: Он так и пишет их, чтобы вышел рапсод такой вот и под минимальную гитару читал стихи.
Алё: Аэд.
АрхА: Вот у меня такой вопрос: где его огромная аудитория? Почему вы, специалисты, о нём говорите, а люди за…
Анин: Он был кумиром десятиклассников пятнадцать лет назад.
Ким: А где огромная аудитория… ну, скажем, Михаила Юрьевича Лермонтова?
АрхА: Тиражи побольше будут…
Анин: Много ли читали Блока, когда он начинал?
Ким: При жизни возьмём, просто при жизни. Где была огромная аудитория… да кого угодно?
АрА: У авторской песни была огромная аудитория…
АрхА: То, что сказано тем поколением, осталось кодом и для нового поколения, а то, что создано новым поколением, не стало кодом вообще.
АрА: Что самое потрясающее ― для нас кодом остался Окуджава, для нас кодом остался Галич, а современные авторы ― нет.
Ким: А вот есть, есть значительная аудитория у Щербакова, для которой, безусловно, он является кодом. Как, допустим, есть большой круг читателей Бродского, для которых он является кодом. Я ёще-то вспомнил: Псой Короленко ещё… знаменитое имя тоже…
АрА: Псой Короленко — Павел Леонов (?).
Ким: Вот видите, а говорите не набирается (разводит руками) Набирается довольно солидная…
АрА: Псой Короленко… поспорил бы с этим определением, но в сущности ― да, конечно, это тоже авторская… это тот же жанр.
Ким: Это перекличка, они перекликаются все… и их хорошо знают.
АрхА: Вы знаете, давайте вернемся к тому, полностью состоявшемуся, реализовавшемуся поколению авторской песни и послушаем, что сейчас говорит об этом Александр Городницкий.
ГАМ: Авторская песня ― название дурацкое, потому что ведь у каждой песни есть автор. Не бывает песен без автора. Имеется в виду, что один и тот же человек придумывает стихи, мелодию и чаще всего сам ещё это исполняет, ну, обычно самый демократический инструмент ― гитара, хотя у Вертинского, или у замечательного поэта Кузмина ― были фортепьяно, но дело не в инструменте. Но, самое главное, ещё одно качество должно быть: этот автор должен быть личностью, он должен иметь что сказать людям, потому что если ему нечего сказать людям, то ему не поможет ни владение гитарой, ни таланты музыкальные, ни стихотворные. Так вот, все авторы первого поколения были, конечно, неповторимыми личностями. Я имею в виду, опять же, Булата Окуджаву, замечательного поэта, и драматурга, и автора, значит, Михаила Анчарова, вот, с которым я дружил… Это, конечно. Александр Галич, это, конечно, мой друг Юлий Черсанович Ким. Обратите внимание ― все литераторы. То, что сегодня называют авторской песней, не имеет никакого отношения к той плеяде, о которой я говорил. Потому что, во-первых, авторская песня ушла из литературы и переместилась на эстраду, и живёт по законам эстрады. Нет поэзии, нет стихов. Во-первых. Во-вторых, всё это по тематике, по всему ― оно стало развлекаловкой. Исчезла вообще начисто протестная составляющая авторской песни, столь знаменитая у Галича, которую боялись, так сказать, власти придержащие, у Кима, у Высоцкого, люди другие совсем стали и в зале, и на сцене. Она стала самодеятельной эстрадой, где-то лучше, где-то хуже, и, к сожалению, не видно, чтобы она возвращалась в литературу.
АрхА: Владимир Иванович (к Новикову).
Нов: Парадоксально складывается сегодняшняя дискуссия и очень интересно, потому… . обычно в роли недовольных, в брюзжащей роли, выступают представители старшего поколения. А мы сегодня видим, как классические шестидесятники Лев Анинский и Юлий Ким полны внутренней гармоничности, самодостаточности, вот, а их более молодые коллеги как раз выступают со скептическими суждениями. Два основных пункта, и я хочу высказаться по их поводу. Первый — это об особенностях восприятия авторской песни, бардовской поэзии. Читается ли она глазами или это зависит от исполнения… Я думаю, что часто авторская песня настолько нарушала существующий эстетический канон, тавтологический канон советской поэзии, что она выходила на какие-то новые смысловые сгустки, которые может быть будут восприняты наоборот нашими потомками. Хорошо бы, конечно, заглянуть в ХХII век и спросить, читают они Высоцкого или слушают. Предполагаю, что будет много тех, кто только читает. Второй вопрос, очень важный, нервный вопрос — о том, не умерла ли авторская песня как таковая. Наверное, нет. Потому что жива она будет доколь в подлунном мире жив будет хоть один полноценный бард, и имена Вероники Долиной, Михаила Щербакова, Тимура Шаова и других, которые возникали, это подтверждают. Но допускаю, что героический период авторской песни может быть уже позади… Это предмет исследования – я только что написал отзыв на докторскую диссертацию на эту тему… и не первую уже диссертацию…
АрхА: Извините, что сейчас перебью. Вы могли себе представить, что об авторской песне – в момент её зарождения – будут писать докторские диссертации?
Нов: Да-да-да-да…
Анин: Вот только это-то и будет… она и умрет под пером этих учёных…
АрА: Вместо костра будет Гнездо Глухаря, и там будет написано: три салата, два вторых…
Нов: И выделяются, причём, две тенденции и т.д. Но я сейчас хочу сказать о другом. Авторская песня, безусловно… Может ли она существовать без того цензурного запрета? Ведь создали авторскую песню в своё время три фактора: цензура, гитара и магнитофон.
Анин: Об этом я ещё скажу…
Нов: Цензура,
Анин: Запрещала.
Нов: поскольку авторская песня говорила о том, о чем не говорит каноническая поэзия, гитара – сравнительно недорогостоящий музыкальный инструмент, доступный,
АлА: Восемь пятьдесят стоила, самое дешёвое.
Анин: а магнитофон, ставший с конца 50-х годов массовым предметом бытовой техники…
Анин: отменил цензуру
Нов: … да, стал средством распространения. Вот. Может ли существовать теперь авторская песня? Я думаю, она существует как очень важное общественное движение, самоорганизующееся. Сюда входят и ныне здравствующие, дай им бог здоровья, барды, и Городницкий, Ким, Новелла Матвеева, их более молодые коллеги. Сюда входят исполнители авторских песен, которые сами не сочиняют, но прекрасно поют и Визбора, и Окуджаву… Сюда входят преподаватели вузов, которые читают лекции об авторской песне и включают их в курс русской поэзии, разбирают стилистику авторской песни и т.д., причём это замечательная часть преподавателей, и просто широкий круг интеллигенции… В этом движении нет места ни национализму и ксенофобии. Обратите внимание, что тот идейный лагерь, которому это свойственно, не смог своей авторской песни создать. Так?. Здесь нет места верноподданническим эмоциям и декларациям… так что… Мы сейчас в ситуации, когда не осталось ни одной политической партии прогрессивно-гуманистической направленности. И вот мне кажется, что те, кто причастны к авторской песне, они её и составляют. И прекрасно, что есть такая партия.
Анин: Ну, чтоб понять, что такое авторская песня… и Высоцкий, и Анчаров… надо войти… вернуться в эту ауру, всю. Её нет больше и не будет. Будет совершенно другое что-нибудь. Та форма свободы, которую мы выносили втихую, она сейчас бессмысленна, потому что всё можно мгновенно на гигантскую аудиторию выплеснуть. Никто ничего не запрещает!
АрА: Свобода даётся даром в общем-то
Анин: Свобода, которая даётся даром, испаряется из души. А свобода, которая выстрадывается — хитростью, силой, чем угодно – она и есть явление культуры внутренней. Так что будут петь. Или вообще забудут.
АрхА: Лев Александрович, тогда можно я задам вопрос? Сейчас, одну секунду. Давайте так. Признаки, которые Владимир Иванович перечислил, предпосылки для возникновения культуры авторской песни — цензура, гитара и магнитофон. Давайте так: экономическая цензура есть сейчас? Давление экономических интересов на культуру есть?
АрА: Культурно-экономическая. Культурная (?) экономика не предполагает ничего лишнего. Она уничтожает всё, что выходит за рамки необходимого…
АрхА: Ну, есть. Гитара — никуда не делась. Она не так, опять же, дорога. Есть интернет, в котором можно вывешивать, пожалуйста, видеоблоги, и это вам прямой… лучше, чем магнитофон.
Анин: И никакого запрета. А в наше время – «Эрика» берёт четыре копии, и всё.
АрА: Сложность современной цензуры, её отличие в том, что нынешняя цензура не запрещает. Она не замечает. Нынешняя цензура страшна тем, что она не замечает. Вот ужас и, так сказать, качественно новая форма этой цензуры.
Ким: Цензура должна замечать только нечто антигосударственное. А замечать культурные достижения она просто не обязана. А вот…
АрА: Тогда о ней никто не узнает…
Ким: … О цензуре?
АрА: Никто не узнает об этой культуре, если она не замечаема…
Ким: Если она не замечается цензурой? Нет, она должна замечаться потребителем. Она должна замечаться теми, кто слушает, читает и т.д. Причём здесь цензура? Это раз. Второе. Экономическая составляющая, которая якобы заменила давление цензуры, не является препятствием совершенно. Бардовской песней, сочинением песен занимается всякий, у которого к этому лежит сердце. Он берёт гитару — вот сейчас я знаю на примере уже друзей своих внуков, внучек — они хватаются за гитару, начинают сочинять.
АрА: Правильно внуков воспитывают в отличие от вас, Алексей Дмитриевич.
Ким: Им этого никто не запрещает…но у них есть тема и у них есть стремление, они ищут аудиторию среди своих друзей, в компаниях. Точно также, как, возникает… Единственно, конечно, нет этого чудовищного идеологического давления. То есть, есть свобода, которая дадена сразу, изначально. А тогда у них возникают другие проблемы: о чём петь?
Алё: А что мы обсуждаем? Бардовская… Ну, есть, наверное, пока все не перемёрли…
АрхА: Есть ли условия для самовоспроизводства этой культуры в новых поколениях?
Алё: Понятно. Поскольку нам приходится этот вопрос обсуждать, значит явно — условий нет. Ведь никому не приходит в голову спрашивать, а есть ли футбол? Есть ли условия для его воспроизводства?
АрА: Большой вопрос! Долгое время был!
АрхА: На него только недавно найден положительный ответ (смех)
Алё: Это у нас он так, а в Бразилии он не исчезал.
АрхА: А мы про бразильскую авторскую песню ничего не говорим.
Алё: Если нам приходится до этого докапываться — ну, ясное дело, что это всё существует в какой-то латентной форме. Сейчас явно условий для этого нет. Как только условия для чего-нибудь есть, оно тут же возникает, это закон природы.
АрА: Мне кажется, тут есть более, опять же, тонкая вещь. Нет прежде всего духа, потому что авторская песня предполагала объединение людей на каких-то едва заметных, каких-то точечных, пунктирных основаниях. Тоже самое, что… Я как-то спросил у одного из Митьков, а как вы отбираете в Митьки? Он сказал: правил никаких нет, потому что, если бы были правила, мы бы не стали сообществом. Точно также здесь. На уровне недомолвок, или на уровне умолчаний, или на уровне скрытой цитаты… группировалось вот это сообщество единомышленников, которые не обязательно были заодно, да? Вот что было главное в этой культуре. Она людей как-то спаивала и пунктирно соединяла. Сейчас этого нет, и я не знаю даже, почему… Вот, мне кажется, в этом проблема.
Анин: Непонятно, чему сопротивляться. Как только станет ясно, чему сопротивляться, —сплотится.
Алё: А те люди, которые [всё еще] ходят по лесам, напоминают тех, что в партизанах сорок лет после войны поезда под откос пускали..
Ким: Ну, я совершенно не согласен.
АрхА: Я просто вопрос попутно задам. Мне-то казалось, что авторская песня и бардовская культура в целом — это не только сопротивление, и даже не столько сопротивление, сколько некоторая лирическая проповедь определенных ценностей, для меня, может быть, недостаточных, но близких. Я могу сказать, что мне не всегда хватает в авторской песне густоты, — но это проблема моего читательского опыта, а не проблема существования авторской песни. Но, то, что я слышал, и то, на что я отсылался, и то, что я видел вокруг – это прежде всего какой-то набор простых человеческих ценностей. История сдавливает, закручивает, выталкивает — а в человеке есть то, что вопреки истории, вопреки сдавливанию, закручиванию есть и будет всегда. Разве нет?
Ким: Согласен с вами целиком, потому что… просто я хочу добавить ещё слово. Это —способ поколения перекликаться между собой. Вот наше поколение таким способом перекликалось, аукалось друг с другом. Эта потребность аукаться есть у каждого поколения. И, вот, аукаться через авторскую… через бардовскую песню — эта привычка возникла тогда — я думаю, поэтому она останется всегда…
АрА: Кстати, потрясающий термин: «аукаться». Совершенно точно передаёт то, что я пытался рассказать…
АрхА: Ходасевич.
Ким: Да, Ходасевич… И вот, перечисленные мною авторы, которых вы не очень знаете или не очень слышали, это как раз и свидетельствует о том, что этот процесс есть, происходит и, вероятно, залогом того, что этот процесс ещё будет…
АрхА: Но общество аукается не им!
АрА: «Если друг оказался вдруг». А нынешняя ситуация… (Это примитивный пример, прошу прощения.) Нынешняя ситуация вообще не предполагает наличия друзей или дружбы как этического императива…
Алё: Давайте всё-таки не будем клеветать на всех, я молодое поколение тоже знаю – дети у меня есть…
АрхА: Какой, всё-таки, у человека плохой характер… То его обманывают, то вот клевещут… Что такое, вообще? (говорят и смеются одновременно)
Алё: Я хотел сказать, что это действительно ответ, ответ на давление. По большому счёту давление, которое на нас, на наше поколение, оказывалось, оно было страшным, но, в общем, очень примитивным, и потому ответ на него мог быть достаточно простым, на уровне добрых чувств, личных отношений. Давление, которое испытывают сегодняшние молодые, — может быть оно и меньше… ну, понятно, там, из института не выкинут с волчьим билетом, не отправят куда-то… но оно куда страшнее и изощрённее, и такое простое средство не проходит.
Анин: Это очень спорно.
АрА: Интересный подход
Ким: А между прочим это как раз и питает современную поэзию, в том числе и бардовскую. Тема одиночества, тема воинственного бескорыстия — это сплошь и рядом встречается у них. И вот на этом они как раз… И тема отсутствия дружбы — тоже становится общей, понимаете?
АрхА: Спасибо. Я прошу Владимира Ивановича Новикова включиться в разговор.
Нов: Любопытно, что скептические высказывания об авторской песне сопровождаются какой-то верой в то, что существует её незыблемый канон, который должен сохраняться, а ежели не сохраняется, значит она прекратила своё существование. Но авторская песня – явление живое, взаимодействующее со смежными сферами: с рок-культурой, с письменной поэзией есть взаимодействие… И кстати — письменные-то поэты чему научились у бардов? — Выступать, исполнять! Но вот возник другой аспект в разговоре, гораздо более важный, антропологический. Дело в том, что авторская песня связана с определенным комплексом ценностей, нравственных и духовных. «Досадно мне, коль слово честь забыта» — говорил Высоцкий, а, вот, Андрей Архангельский говорит о кризисе самого понятия «дружба». Да, есть кризис сейчас. Но авторская песня, вот тот импульс человеческий, который в ней есть, он пробудится неожиданным образом — может быть, правда, это увидим уже не мы.
АрхА: Давайте послушаем, что об авторской песне говорит московский известный учитель Евгений Ямбург, много сделавший для увековечивания памяти Окуджавы. Покажите нам, пожалуйста.
Евгений Ямбург Для меня авторская песня – это нормальное желание зрелой человеческой души выразить себя в слове и в музыке так, как это получается, и поделиться с окружающими. Это существовало давным-давно. И… просто в России это возродилось, видимо, как некая оппозиция казёнщине, официальному искусству, потому что хотелось человеческих интонаций… хотелось почувствовать то, о чём писал Толстой: что настоящая жизнь есть жизнь частная, на самом деле. И поэтому возник… ну, кто-то, может, назовёт такой послесталинский сентиментализм, вот, такая, может, жёсткая будет формулировка. Я думаю, что это нормальное стремление человека осмыслить себя, осмыслить мир и как-то это выразить, уже в меру данного Богом таланта. У кого-то это получалось замечательно, у кого-то хуже, но всё равно это было, есть и будет всегда, я убеждён в этом. Я просто думаю, что всегда людям хочется смысла. Я же вижу, что и… Авторская песня-то ведь не умирает, никуда она не делась, и новые имена появляются – я с удовольствием слежу за этим. Есть, наверное, некоторые профессии, которые ближе к авторской песне. Вот, я очень часто бываю на конкурсах «Учитель года», и это всегда кончается одним и тем же: после каждых конкурсных уроков они собираются, они поют авторскую песню…вот эти учителя, те, которые продолжают детей водить в походы, те, которые всё-таки живут… ну... меньшими материальными успехами и находят себя в общении с детьми. Вот, учителя, врачи, инженеры… те люди, которые сегодня не так успешны, как олигархи — они продолжают петь авторскую песню.
АрхА: Я вынужден как-то потихонечку подводить черту. Смотрите, как называет свой новый фильм Алексей Герман младший? — «Бумажный солдат». И это совершенно очевидно, что он рассчитывает, что его аудитория — а это молодая аудитория, не только средняя и старшая, — услышит эту цитату и начнёт воспринимать, считывать фильм на фоне того, что пел Окуджава. А дальше… А сюрпризы можно готовить, как готовит их Евгений Ямбург в своей школе, встраивая в миф об Окуджаве свою школьную деятельность, да, ставя памятник Окуджаве и т.д. Это многое зависит от то того, как мы будем в этой культуре работать, но, вот, то человеческое содержание, которое есть в авторской песне, оно никуда не исчезнет. Не духовное, мне кажется всё-таки, а душевное — потому что оно работает с сердцем, с душой, не с вот этими суровыми взлётами духа, ну, а кто сказал, что душа человеческая…
Ким: С этим тоже… Вспомним Щербакова.
АрхА: Хорошо… Спасибо огромное за этот разговор. В понедельник следующий мы увидимся с вами на канале «Культура». Спасибо большое.
Над программой работали:
Автор и ведущий — Александр Архангельский
Режиссёр-постановщик — Андрей Туринов
Оператор-постановщик — Олег Кочубей
Дизайн — Елена Китаева
Компьютерная графика — Дмитрий Симоненков, Андрей Чудесников
Композитор — Адриан Корчинский
Выпускающий редактор — Татьяна Сорокина
Корреспондент — Катя Ливергант
Звукорежиссер — Олга Чоксейрек
Ассистент режиссера — Михаил Лапшин
Операторы — Александр Харитонов, Сергей Казаков, Александр Горносталь
Операторы в студии — Егор Кочубей, Александр Кочубей, Олег Пикалов, Константин Гутин, Александр Ковалев, Константин Каминин
Операторский кран — Алексей Гавренков, Алексей Барышок
Видеопроекционное оборудование — Сергей Мильто, Алексей Усачёв, Александр Герасимов, Алексей Рожков
Свет — Евгений Четыркин, Владимир Степанов, Алексей Вяжлинский
Администраторы — Дмитрий Попов, Александра Борисоглебская, Елизавета Лахина, Анна Лахина
Декорации — Андрей Васильев
Грим — Ирина Афанасьева, Олеся Агафошина
Водитель — Алексей Ильин
Директор программы — Светлана Навитняя
Директор — Анна Коряковцева
Руководитель программы — Александр Архангельский
Продюсер — Юрий Островский
Производство ООО Телевизионная компания «Гамаюн» по заказу ГТРК «Культура»
© ГТРК «Культура» 2008 г.
