***

Как-то в квартире у соседей по дому, где мы жили до войны, я нашел книгу, в которой про­чел о синкретическом искусстве. И меня поразила мысль, что, оказывается, синкретическое искус­ство — это когда в одном лице все искусства ря­дом. Вот оттуда все пошло. Меня поразило, на­сколько это здорово. Это то, что называется сейчас — театр одного актера. А тут — опера од­ного актера... Первую песню я написал на стихи А. Грина. Это сейчас Грин всем известен, а тог­да его просто никто не знал. Прочитав впервые однотомничек Грина «Алые паруса», я ревел белугой и поклялся, что буду всю жизнь пропове­довать этого автора...

Ту песню на стихи из двух его рассказов я сна­чала пел под фортепьяно, на котором играл, по­скольку учился в музыкальной школе, а на ги­таре играть не умел, да и сейчас не умею, но все-таки какие-то аккорды освоил. Песню, как ни странно, начали петь другие. Потом какие-то еще песни пошли, мне это дело понравилось...  А когда в начале 1941 года в Москву приехала вдова А. С. Грина Нина Николаевна, та самая, которой посвящены «Алые паруса»,— ей сказали, что в Москве есть мальчик, который сочинил песню на сти­хи ее мужа. Она захотела со мной встретиться. В каком-то доме мы встретились, она послушала песню и... заплакала.

***

Песня — интимный жанр. Достаточно одного человека и какого-либо инструмента. Но полу­чается новое, цельное искусство. Человек — цель­ная личность, а цельной личности необходимо цельное искусство...

Авторская песня, барды, менестрели — игра в ретро. В конце XX века, в самое «машинное» время, человек хочет себя чувствовать и музыкан­том, и художником, и поэтом одновременно... Песня жива словом. Музыка — это сопровожде­ние, озвучивание слова. Музыкальное исполнение не должно забивать суть песни.

М. АНЧАРОВ.

Неделя. – 1988. – № 24. – С. 16.