Московский центр авторской песни - Home
Поиск:    
Навигация

ЛЕВ ЗОНОВ О НОВОСИБИРСКОМ ФЕСТИВАЛЕ

ВСПОМИНАЕТ ЛЕВ ЗОНОВ

Новости бывают разные — реже хорошие, чаще плохие. Но вот однажды до меня донеслась не просто хорошая, а очень хорошая: я вместе с Александром Дольским еду на Всесоюзный фестиваль авторской песни и не куда-то в тьмутаракань, а в Академгородок Новосибирска. Я узнал, что возглавляет нашу делегацию Евгений Семёнович Горонков — один из организаторов и руководителей Клуба самодеятельной песни УПИ (другим руководителем и организатором был Юрий Борисович Чечулин), но я всегда считал и продолжаю считать, что это был эпицентр авторской песни Свердловска.

В нашей делегации был и Валерий Хайдаров, к сожалению, уже ушедший от нас. Я сначала думал, что он поехал как журналист, но оказалось, что он ещё и замечательный автор, и не случайно, что его песни были тепло приняты на фестивале /99/ (особенно «Сигарета на троих»).

Что касается Дольского, то мне с ним приходилось довольно много выступать в концертах в конце 60-х годов. Я чувствовал, что ему нравилось выступать вместе со мной, — у нас были совершенно разные песни. А когда что-то похожее, одинаковое, то это утомляет.

Он, кстати, часто просил меня сесть в зрительный зал и послушать его исполнение, очень чутко реагировал на замечания и никогда не обижался. А замечания обычно относились в целом к песне, а не только к гитарному аккомпанементу, потому что многие песни у Дольского появлялись быстро, импровизационно.

Я очень рад, что он не подключился ни к каким ансамблям. Он рассказывал, что его много раз звали в различные ансамбли, но он остался самим собою — неповторимым Александром Дольским со своими акварельными песнями. Это определение «акварельные песни» я услышал, кстати, в Академгородке Новосибирска.

Итак, я снова возвращаюсь к Новосибирскому фестивалю. Это был, пожалуй, первый крупный всесоюзный фестиваль, организатором которого был клуб «Под интегралом» в Новосибирском Академгородке. Организовывал его Анатолий Бурштейн, доктор химических наук, молодой, энергичный, инициативный учёный, любитель и ценитель этого жанра. А руководителем секции Клуба Самодеятельной Песни (КСП) там был Валерий Меньшиков, который на память о нашей встрече написал несколько строчек, которые я сохранил и которые добавляют некоторые штрихи к духу фестиваля и его организаторов:

/100/ «Лёва! Я честно и искренне рад был видеть тебя. Мы оба бродяги. Уже 10 лет лето моё в горах. И, если зима-68 свела нас в городке, — она добрая. «Ищи меня сегодня среди больших дорог...», среди весёлых и щедрых ребят. Будь здоров, Лев, и будь мудр. Альпинист и замухрыга В. Меньшиков.»

На фестивале было 22 автора из 12 городов. Из тех, кого я запомнил: из Москвы — Александр Галич, Владимир Бережков, Сергей Смирнов; из Ленинграда — Юрий Кукин; из Минска — Арик Крупп (погибший в 1971 году в Саянах); из Красноярска — Юрий Бендюков; из Казани — Эдуард Скворцов. Александра Городницкого, ленинградца, очень известного в жанре самодеятельной песни, тогда в Новосибирске не было. Он, как всегда, был где-то в своей морской геофизической экспедиции.

Фестиваль был одним из важнейших этапов развития авторской песни. С него и началась, собственно, непростая судьба самодеятельной (это потом её назвали авторской) песни, непростая обстановка вокруг этого жанра. С него и начались сложности в судьбе Александра Галича...

Всё на фестивале было чудесно организовано. В аэропорту Новосибирска нас встречал автобус, который и доставил нас в Академгородок, где нашу делегацию разместили в одном из студенческих общежитий, — до гостиницы, где размещали москвичей и ленинградцев, свердловская делегация тогда не дорастала.

Мы, свердловчане, приехали на день раньше и выступили в неплановом концерте в Доме учёных. Валерий Хайдаров в газете «Вечерний Свердловск» от 5 апреля 1968 года об этом написал так:

/101/ «Первый концерт состоялся за день до официального открытия фестиваля. Он был как бы пробой сил, заявкой и, не скрою, своеобразным турниром городов. Мне как члену свердловской делегации приятно вспомнить, что этот концерт стал вечером свердловской самодеятельной песни. Вдвойне приятно это и потому, что песни «бардов» Свердловска были для многочисленной аудитории сюрпризом...»

...Забегая вперёд скажу, что на одном из последних концертов свердловчане получили из зала записку со стихами на музыку песни Юрия Кукина «За туманом». Она заканчивалась так:

 

Приезжайте, Саша, в город к нам, к студентам,

Да и Лёву не забудьте прихватить...

 

На этом концерте была исполнена мной пародия на Юрия Кукина. Несколько слов о том, как она сослужила мне не совсем добрую службу: на плановых концертах фестиваля более половины записок с просьбой исполнить ту или другую песню была посвящена этой пародии. Просили: «Пародию на Кукина», «Песню про запахи», «Песню про Кукина и запахи», «Пародию на «За туманом», а одна уникальная записка в первое мгновение даже оздачила меня, когда я её прочёл, — «Исполните, пожалуйста, пародию на... запахи». А мне было обидно за другие мои песни, которые тоже хотелось исполнять на фестивале.

Уже после этого первого непланового концерта мы почувствовали некоторый ажиотаж вокруг этого события в Академгородке и Новосибирске. Концерты там проходили круглые сутки, некоторые /102/ начинались в 2-3 часа утра. Заняты были все концертные площадки — в Доме учёных, в киноконцертном зале, ряд выступлений проходил в студенческих общежитиях.

Было это весной в начале марта 1968 года, но снега в Академгородке уже не было. Этот фестиваль действительно был ПЕРВЫМ ЛИСТОЧКОМ ПЕСЕННОЙ ВЕСНЫ. Были такие ассоциации: начинается весна в природе — и начинается весна в авторской песне. Туда выехала группа со Свердловской киностудии, чтобы снять цветную широкоформатную ленту об этом фестивале. До этого был снят фильм в Ленинграде, смысл которого заключался в названии: «Срочно требуется песня!». Я видел этот фильм ленинградцев. Фильм свердловчан должен был называться: «Есть такая песня!». Мне довелось увидеть первые кадры этого фильма: красивый рассвет на Новосибирском море...

Там были сняты и записаны выступления всех авторов. А было на фестивале, как я уже говорил, 22 автора из 12 городов Советского Союза: Ленинграда, Москвы, Свердловска, Минска, Томска, Красноярска и других сибирских городов.

Если до Новосибирского фестиваля говорили, что где, дескать, хорошо развита самодеятельная песня — это в Ленинграде и в Москве, то после фестиваля стали добавлять — ив Свердловске. И мне было очень приятно это слышать, потому что в этом был вклад нашей делегации. И, конечно, выступления на фестивале стали для меня хорошим стимулом к созданию новых песен.

Я окончательно убедился, что мои песни могут звучать не только у наших походных костров и в /103/ наших палатках... Не случайно, что после моего первого авторского концерта, 22 марта 1967 года, и в следующем 1968 году — году Новосибирского фестиваля, мною было написано 30 песен!

Песни, которые в то время звучали по радио и телевидению, в то время были, в основном, такие, что петь их нужно было под духовой оркестр, как говорил когда-то Юрий Визбор (а в экспедициях у нас духовых оркестров не было), песни, которые не вызывали каких-то сопереживаний, резонанса души.

К слову, пусть не обижаются на меня чудесный композитор Александра Пахмутова и поэты Сергей Гребенников и Николай Добронравов (у них много хороших песен), но мы никогда не пели у наших костров их песню «Геологи» («Ты уехала в знойные степи, я ушёл на разведку в тайгу» ). Потому что эта песня — она для эстрады, она не геологическая, не отражала существа нашей геологической жизни, можно сказать, что она «искусственная» и, по-видимому, была заказана авторам к какому-нибудь Дню геолога для исполнения на торжественном вечере в столице нашей Родины популярной певицей в сопровождении хорошего оркестра. В словах этой песни есть неточности, на которые может обратить внимание только человек, работавший в геологии. Так, геологи никогда не идут «на разведку в тайгу» — они там могут вести геологическую съёмку или поисковые работы, а разведка — это заключительный этап геологических работ, связанный с бурением, тяжелыми горными работами, со строительством базовых посёлков и так далее. Ещё одна неточность — упоминание о руде дорогой, поскольку геолог имеет дело /104/ с минералами и образцами горных пород, которые только потом могут стать рудой.

Наверное, хватит — я не собирался устраивать «разборки». Меня однажды спросили — неужели никогда не пели популярнейших пахмутовских «Геологов»? У костров — не пели! Может, где и пели, но за большим столом, в квартирах, во время застолий. Когда я попадал в такую компанию и кто-нибудь предлагал — давайте споём для геолога песню про геологов, я говорил: «Давайте я лучше спою НАШУ, геологическую...».

На том фестивале я впервые увидел и услышал Александра Галича, с которым мне довелось выступить вместе в нескольких концертах.

Песни Галича аудитория воспринимала с пониманием, то есть так, как это было нужно. Когда он исполнял, к примеру, песню «Памяти Пастернака» («Разобрали венки на веники, на полчасика погрустнели. Как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели...»), все вставали. Все молча вставали... Там получилось так, что Галича попросили выступить перед ветеранами войны. Концертов было много, а этот был какой-то незапланированный. Я не был на этом концерте — мне потом рассказали. Его попросили выступить одного, и он вышел со своими песнями перед ТАКОЙ аудиторией. И вот ЭТА аудитория, естественно, его принять не могла, она была просто не готова к таким песням... Очевидно, — в такой форме нельзя было на них выплёскивать весь сгусток его проблемных, политических песен, потому что там были люди преклонного уже возраста. Многие из них прошли войну, их невозможно ни перевоспитать, ни переубедить.

/105/ Да и не надо, в общем-то.

Тут и началась мощная волна отрицания — появилась, например, разгромная статья журналиста Мейсака — бывшего фронтовика в «Вечернем Новосибирске». У меня сохранилась переписка этого Мейсака с одним из деятелей ленинградской авторской песни Гелием Некрасовым. Очень интересная. Он мне эти письма передал, потому что знал: я собираю все материалы, относящиеся к авторской песне. У меня их очень много.

Получилось так, что Галич не был понят, его не восприняли, и пошла целая волна репрессий. Поступила команда смыть плёнку кинофильма, который был снят свердловскими кинематографистами. Фильм, к сожалению, не уцелел. В новосибирском Академгородке закрыли клуб «Под интегралом». Повсеместно стали закрываться клубы самодеятельной песни. Вскоре после Новосибирского фестиваля в Свердловск должен был приехать Юлий Ким — его концерты запретили. Причём всё это шло с очень высокого уровня — с уровня обкома партии.

Пострадал очень Женя Горонков — один из руководителей клуба УПИ, который вынужден был уйти из института (он был кандидатом наук, доцентом). Сейчас он преподаёт в Архитектурной академии. То есть можно уверенно сказать, что человек пострадал за авторскую песню.

Кстати, когда в мае 1997 года в Екатеринбурге была получасовая телепередача с прямым эфиром об авторской песне по 4-му каналу, мне ведущий задал вопрос — пострадал ли я тогда? Я уверенно ответил, /106/ что не пострадал. Может, здесь причина та, что меня в то время не было в городе — я был в очередной экспедиции. Но в передаче я сказал, что у НАШИХ костров мы пели то, что хотели, то, что считали нужным. Нам там никто этого запретить просто не мог. Была ещё одна причина — в 60-е годы многие мои песни были опубликованы в журналах и газетах (в основном, в газетах). Много было публикаций. Так, о Новосибирском фестивале появилась статья в журнале «Турист», которую написал журналист Гуськов. В ней были такие строчки:

«Улицы новосибирского Академгородка были тихи и безлюдны: шёл третий час ночи... И лишь в зале кинотеатра «Москва» бушевали страсти. Сотни юношей и девушек не отпускали со сцены авторов самодеятельных, собравшихся из десяти городов Союза. Концерт закончился лишь в четыре часа утра. Подавляющее большинство самодеятельных песен написано не в кабинетах, а в зимовьях, на высокогорных ночёвках, в северных ярангах, ибо авторы их полноправные представители племени туристов, альпинистов, геологов.

Новосибирский праздник песни открыл имена новых оригинальных талантливых авторов. Наш, журнал познакомит вас в ближайшее время со свердловчанами Александром Дольским и Львом Зоновым, с красноярцем Юрием Бендюковым, с казанцем Эдуардом Скворцовым».

Мне было приятно, что к этой статье они дали мою песню — статья, и тут же внизу моя «Песенка о ветре». То есть, повторяю, многие мои песни были опубликованы, их знала цензура, и по этой причине перед концертами у меня не требовали текстов песен, которые я собирался /107/ исполнить. А, выступая в концертах, я иногда наблюдал, что у авторов-исполнителей, особенно у неизвестных, спрашивали тексты. Цензура в каком-то виде всё-таки была, она не называлась цензурой, просто был определённый контроль.

Клуб песни УПИ, или, что то же самое — городской клуб песни, пользовался в городе хорошей репутацией. Скажем, олимпийская команда конькобежцев тренируется в Свердловске перед поездкой в Гренобль — нас приглашают в рамках культурной программы выступить перед ними. Помню, что я тогда для них даже песню написал на какую-то популярную мелодию и т.д. То есть авторская песня в Свердловске развивалась именно так. В моих песнях, конечно, были строчки, которые, в общем-то, совершенно чётко задевали существующий строй и неполадки, которые у нас были, но их нужно было петь в меру.

Кстати, во время одного из концертов в Новосибирске я получил от Бурштейна записку (организаторы обычно сидели на сцене и представляли авторов, то есть в углу стоял журнальный столик, а за ним сидели два-три человека) следующего содержания: «Не дайте себя спровоцировать ещё на одну или две песни». Это было после того, как, чтобы потрафить зрительному залу, я исполнил подряд две какие-то полу игу точные, острые, метафорические песни. Всё хорошо в меру...

Если бы тогда на фестивале не было бы такого резкого выступления Галича... Ведь в то время самодеятельную песню никто не запрещал. И я видел, как аудитория начинает увеличиваться и понимания появляется больше. То есть можно /108/ было творить, но рубить вот так сразу, выходить и что-то очень резкое выдавать, — не надо было этого делать так резко, как это сделал Галич. Не готова была особенно ТА аудитория. И, конечно, все там сразу встали на дыбы и предприняли всё, чтобы это дошло до соответствующих инстанций. У нас ведь как тогда было? Оттуда идёт команда: невзирая ни на какие лица, ни на какие обстоятельства — ПРЕКРАТИТЬ! ЗАПРЕТИТЬ!

Я убеждён — не выступи там Александр Галич, — и с авторской песней не стали бы так бесцеремонно обращаться власть предержащие инстанции...

Вот что я могу «телеграфно показать» по «делу о Новосибирском фестивале».

 

В кн.: Горонков Е. Память, грусть, невозвращенные долги. – Екатеринбург: ООО «СВ-96», 2002. – С.98

 

 

 

 

Израильский Медицинский Центр
По всем вопросам обращайтесь
к администрации: cap@ksp-msk.ru
Ай Ти Легион - Создание сайтов и поддержка сайтов, реклама в Сети, обслуживание 1С.

© Московский центр авторской песни, 2005