«ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗАКРЫЛ КСП»
     А вот теперь настало время рассказать о юбилейном 25 слете Московского КСП и о выступлении на нем одного малопопулярного автора из Баку. Эта история имеет отношение как к летописи московского КСП, так и к истории Бакинского /443/ клуба. Это торжественное мероприятие происходило в мае 1981 года. Сработала психология советского человека — обожание всевозможных круглых цифр!
     XXV гор.слет Московского КСП!
     Был большой праздник. В первый день все кусты горклуба выступали с праздничными приветствиями слету КВНовского типа. Было много шуток, смеха, веселия и озорства и водки соответственно. Но главное действо должно было начаться с утра следующего дня — это выступления на кустовых сценах, а потом и на городской. Я, как застоявшаяся в стойле скаковая лошадь, «стучал копытами» дожидаясь завтрака и сигнала «на старт!» Тут ко мне подходит Сашка Ткачев и говорит с нарочитым грузинским акцентом; — «Дорогой! Хочешь попробовать молодого грузинского вина?»
     — «Ты это серьезно?»
     — «Серьезней не бывает», — перешел на нормальный тон Саша, и тут же протягинул мне большой бокал красного вина...
     Я не стал смаковать, и вино мгновенно оказалось в моем пустом желудке. Буквально через несколько минут подбегает Боря Гольдштейн и говорит; — «Ибрагим! Идем. С тобой хочет познакомиться Володя Туриянский!» А поскольку Володя принадлежал ко второму поколению классиков авторской песни (он был для нас как «Бард в законе!»), то я мгновенно собрался. Остальные пошли за мной — пронаблюдать это «историческое» событие. Ну как же! Запечатлеть, как два поколения бардов знакомятся! Как это упустить?!
     А знакомились мы — еврей и азербайджанец — чисто по-русски... Туриянский, испытывающе глядя на меня, наполнил до краев граненый стакан водки и протянул его мне (никакой закуской, хочу заметить, он меня не побаловал).
     Во мне все взыграло... Как же. Меня, матерого наладчика, напугать стаканом водки решил?! Я и хряпнул этот стаканец, демонстративно занюхав его кулаком...
     Потом мы уселись у костра и начали петь в свое удовольствие. Но тут во мне взыграло чувство справедливости, и я сказал: «Ребята! Это не честно! Тысячи людей собралось на слет, /444/ чтобы нас послушать, а мы сидим тут, ублажаем друг друга... Давайте, хотя бы отпоем на кустовой сцене, а потом вернемся».
     Все нашли мое замечание справедливым, и мы отправились к кустовой сцене. Там, увидев Борю Гольдштейна, я сразу же «схватил быка за рога»:
     — Боря, говори... Что можно петь, что нельзя!
     — «Понимаешь, Ибрагиша — отвечал мне Борис — у КСПш-ного руководства с Комсомолом договоренность такая. КСП несет ответственность только за то, что происходит и поется на общегородской сцене. За «кустовые» — мы не отвечаем. Так что пой, что хочешь!» И тут я ощутил, что коктейль из молодого грузинского вина Ткачева и водки Туриянского в моем организме начал делать свое подлое дело. Хмель стал волнами на меня накатывать. И тут, я, к своему ужасу, слышу как меня объявляют на сцене в микрофон! Сам не свой я завопил: «Колбасу! Срочно!!!» Колбаса мгновенно нашлась. Панически ощущая затянувшееся молчание на сцене и свое внутреннее состояние, я как хомяк набил обе щеки колбасой.
     В таком виде, с раздутыми щеками, с сигаретой в одной руке и с гитарой в другой, я и вышел к микрофону. Публика наверное подумала, что это новый жанр в авторской песне или же продолжение вчерашних КВНовских приветствий.
     Я неспеша дожевал у микрофона колбасу, затем — докурил сигарету, загасил на сцене бычок, как Моргунов из комедии Гайдая, и начал петь... К моему несчастью, базовый лагерь комсомола и службы правопорядка оказался прямо возле сцены, на которой я занимался трапезой. И главный Мент с погонами полковника, которому все наши песни были «до едрени фени», услышав в моей песне служебное слово «диссидент», всем корпусом развернулся к сцене и уже не сводил с меня влюбленного взгляда... А уж когда я обьявил вторую — «Белогвардейскую песню», к сцене с двух сторон спустились два милицейских сержантика. Бедный Боря Гольдштейн! Он мне позже говорил, что распорядился, если я объявлю третью песню, отключить на сцене микрофоны. А боялся он, прежде всего, за меня, потому что думал, что я «пошел вразнос». Но /445/ трогать меня среди белого дня, на глазах у более чем двухтысячной публики не стали... До Москвы я добрался своим ходом, а не на служебном транспорте... И уже там, в среду, на концерте Анчарова, в котором я участвовал, председатель московского КСП Эльдар Каримов меня просветил и «обрадовал»:
     — «Знаешь, старичок! А ты попал на карандаш!!!»
     Оказалось, что 25 слету предшествовала резкая конфронтация между ГБ и первым секретарем московского горкома, членом политбюро ЦК КПСС Гришиным. Гришин обвинял ГБ (гос. безопасность) в рецидивах 37-го года, а чекисты его — в развале идеологической работы. И вот, в этой драчке «господ» на роль холопов выбрали КСП. На 25 слет был направлен инструктор горкома, который в своей докладной записке на имя Гришина не пожалел черных красок! Руководство КСП, вызванное «на ковер», было ознакомлено с этим документом...
     — Пункт первый — вызывающее приветствие слету студентов Московского интитута инженеров железнодорожного транспорта (там затрагивались антикоммунистические события в Польше в довольно рискованной транскрипции — « Делай как мы! Делай с нами! Делай лучше нас!!!»)
     — Пункт последний — комендантская служба слета, по окончанию, пустыми бутылками из под водки 2-х метровыми буквами выложили на пригорке лозунг «СЛАВА XXV... СЪЕЗДУ КСП !!!» (возможно они выложили — «СЛЕТУ»)
     «А третьим пуктом, — сочувственно поглядывая на меня, говорил Эльдар Каримов, — там было — «идеологически не выдержанные выступления авторов». И стоит одна твоя фамилия» (!)
     Друзья начали готовить меня к репрессиям. Юра Гончаров сказал; — «Ибрагим! Если тебя в Баку «тронут» — перешли нам весточку и мы организуем пару передач по «Голосу Америки» и «Би Би Си». Биографическую справку и прокрутим парочку твоих песен...»
     /446/
     Я ответил, — Спасибо, ребятки. Не надо. Не хочу «дразнить гусей». Все-таки, сидеть я буду там (если тронут!), а «передачки» вы будете слушать тут, в Москве, а не передавать мне в следственный изолятор «комитета» в Баку!
     Так или иначе, но власти просто взбесились! Абсолютно все крупные фестивали по Союзу были закрыты. Деятельность клубов была приостановлена, или же в лучшем случае — затруднена. А мне было присвоено в кспешном народе сомнительное звание — «Человек, который закрыл КСП».

В кн.: Имамалиев И. Барды. -- Азербайджан, Баку: Print house "Indigo", 2009. -- С.443.