ФАЗИЛЬ ИСКАНДЕР
СОВЕСТЬ
Мы живём в век кризиса мировой совести. Именно этим объясняется мировое неблагополучие. Цивилизация безмерно увеличивает расстояние между истинным убийцей и убиенным. Это не только укрывает убийцу, но и само убийство, а вернее массовые убийства превращает в абстракцию для виновных в убийствах.
Но откуда взялась человеческая совесть? Если исходить из эволюционного предположения, что в борьбе за существование более совестливые побеждают менее совестливых, подобно тому как более сильные животные побеждают менее сильных и, овладев самкой, дают в конечной итоге более сильное потомство, то мы, сохраняя ясность мысли, упираемся в тупик.
Практика нашей сегодняшней жизни и жизни в обозримой истории человечества показывает, что, как правило, именно бессовестные побеждают совестливых. Бессовестность обычно нападает коварно и неожиданно, а совесть не готова к неожиданному нападению, потому что её внимание, как правило, сосредоточено на самой себе, то есть на носителе собственной совести. Наша совесть прежде всего сторожит нас самих.
Но, несмотря на все победы бессовестности, совесть продолжает все-таки жить в сердцах всех народов как высшее свойство человеческой души. Если бы совесть имела земное происхождение, она давно бы вымерла, как динозавры.
Некоторые мыслители, а чаще — политические злодеи, пытались доказать, что совесть — архаический предрассудок или имеет классовый или расовый характера. Народы, принявшие подобные учения, как правило, освобождались от тормозов совести, приобретали динамическую силу и сравнительно легко завоёвывали другие народы. Однако в конце концов они неизменно разваливались и побеждались. Думаю, что совесть порабощённых народов к этому времени успевала повернуться к этому миру и возмутиться. Человек с возмущённой совестью делается в конечном итоге сильнее освобождённого от совести при прочих равных условиях. Он понимает, пусть даже подсознательно, что он защищает порядок вещей, выше которого нет ничего на земле.
Совестливый человек вообще отличается необыкновенной быстротой осознания собственной несправедливости и, наоборот, замедленно осознаёт проявление бессовестности другим, потому что она исходит из собственной психологии и пытается найти скрытые пружины в бессовестном поступке, которые как бы объяснят кажущуюся бессовестность. Совестливый человек, как правило, замедлен подобно Гамлету.
Практически все современные развитые государства более или менее стабильно существуют, потому что они себя считают совестливыми и бессовестность проявляют с достаточно большими паузами и под мощным прикрытием пропаганды. Сами для себя они эту бессовестность оправдывают стечением исключительных обстоятельств.
Зависит ли совесть человека от степени его цивилизованности? Я думаю — не зависит. Я встречал в абхазских деревнях старушек, имеющих самые дикие представления о реальном состоянии мира и при этом живших по законам самой утончённой совести. И встречал людей  высокообразованных и при этом проявляющих самую дикую бессовестность.
Совесть, как музыкальный слух, даётся от рождения. Культура, я думаю, прочищает этот слух, делает человека, можно сказать, этически грамотней, но природную силу слуха не увеличивает.
Можно ли представить мир в далёком будущем юридически настолько изощрённым, что совести нечего будет делать, ибо всякий бессовестный поступок будет караться законом? Нет, мир никогда не будет столь юридически изощрённым, чтобы уследить за каждым бессовестным поступком. Всегда будут тысячи случаен, когда человек правильно может решить вопрос только сам, прислушиваясь к голосу совести или не решать его, заглушая этот голос. Совесть будет нужна всегда.
Можно ли воспитать совесть? Практически — можно. Строго теоретически — сомнительно. Кроме редчайших уродов, совесть, хоть и слабо выраженная, есть у каждого человека. Если человек со слабо выраженной совестью, предположим, попадает в коллектив, которым дорожит по своим профессиональным склонностям, и видит, что в этом коллективе господствуют совестливые отношения, он заставляет себя придерживаться уровня этих отношений. В данном случае можно сказать, что он боится не столько бессовестного поступка, сколько оглашения его. Это уже воспитание, то есть осознание границ нравственности, пусть даже механическое. Его правильное поведение становится привычкой, правда, скорее всего до первого большого соблазна.
Совесть и государство. Предположим, правитель солгал, и миллионы окурков летят мимо урны. Это в лучшем случае. На самом деле на ложь государстве народ отвечает тысячекратной ложью снижения добросовестности в выполнении своих обязанностей. От этого у государства дела идут хуже и оно, стараясь скрыть это, лжёт еще раз. Народ ещё раз отвечает на эту ложь ещё большим снижением добросовестности в своей работе. И так до бесконечности, до анархии и бунта.
Ничто так не воспитывает нацию, как правдивое, совестливое отношение власти со своим народом. Тут народ рассуждает так: если уж высшие представители власти обманывают, то нам и сам Бог велит обманывать.
Сиюминутная выгода лжи оборачивается для государства долгим крахом авторитета. Лгать позорно всем, но невыгодней всего государству. Однако правители этого не замечают, потому что лгущий правитель никогда не видит язвительную улыбку своих помощников, а других людей он вообще не видит. Наш самый маленький бессовестный поступок (иногда по недомыслию), когда мы его осознаём, принимает в нашей душе какой-то космический оттенок. Это намёк на то, что совесть пришла оттуда.
Если мы по тому же недомыслию подвели своего друга, наша болящая совесть подсказывает нам, что мы, кроме друга, подвели ещё кого-то, кому в незапамятные времена давали клятву верности другу. Но мы такой клятвы никому не давали. А все-таки давали, иначе откуда эта боль, не соответствующая маленькой степени нашей неверности? Повторяю, я беру мягчайший вариант — недомыслие. Но и недомыслие, лень мысли — наша духовная бессовестность. Не думать — грех.
Если мы, обдумывая какую-то сложную мысль, пришли к определённому выводу, а потом ещё тщательнее передумывая её, вдруг поняли, что наш вывод бессовестен, почему мы испытываем стыд? Ведь мы эту мысль не записали и не собирались ею с кем-нибудь делиться? 3начит, есть кто-то, кто узнал об этой нашей мысли, как только она появилась в нашей голове. И этот кто-то есть Бог.
Совесть есть единственное реальное доказательство существования Бога.
Совесть — религиозное беспокойство человека, независимо от того, считает он себя верующим или нет.
Совесть бесконечно заставляет нас искать вину в самом себе. Однажды, гуляя по Москве, я так увлёкся, задумавшись о судьбе России, что заблудился посреди города. И я подумал: не потому ли Россия заблудилась, что слишком много думала о судьбе всей планеты?
Первая заповедь идущему: не заблудись сам.
Человек, совершивший подлый, бессовестный поступок и не покаявшийся от всей души, непременно совершает другие подлые поступки, потому что одинокий подлый поступок воспринимается им как слишком беспокоящее исключение. Чтобы полностью успокоиться, такой человек совершает, пока это возможно, многие подлые поступки, и тогда они в его глазах выстраиваются в естественный закон жизни. И чтобы почувствовать, что дело в естественном законе жизни, он и должен повторять их. И таким образом и сами подлые поступки, как бы перемигиваясь, оправдывают себя.
Так человек уестествляется в подлости. Ничего так не тоскует по теории, как зло. Дай человеку систему взглядов, и он убьёт свою мать. На это обратил внимание ещё Достоевский. Непойманный убийца совершает новые убийства не из патологической склонности к убийствам, но для того, чтобы освободиться от тяготящего его чувства чудовищной исключительности самого первого убийства. Новые убийства выстраивают все убийства в новую систему взглядов, в теорию самооправдания.
Может возникнуть вопрос: если Бог наделил человека совестью, почему мы знаем, что у одних людей большая совесть, а у других еле теплится? Что, у Бога есть свои любимцы? Думаю, тут дело обстоит так. Бог всякого человека одарил одинаковой силой совести, но не всякая человеческая душа со всей полнотой может вместить её. Люди от рождения неодинаковы.
Человечество для своего относительного совершенства должно пройти долгий путь, и успешность этого пути во многом зависит от нас. Думать, что Бог неравномерно распределил совесть, всё равно что, видя здорового и хилого ребёнка из одной семьи, решить, что мать их неодинаково кормит.
Думать, что все люди со всей полнотой сразу могли бы усвоить Божественный дар совести, значило бы считать, что человечеству не предстоит никакой путь, и оно может тут же раскинуть райский лагерь. Предстоит огромный путь, где совестливые учат слабосильных совестью, более того, сами закаляют свою совесть, обогащают её, изощряют её в. общении со слабосильными совестью. Так врач развивает свое врачебное искусство в общении с больными. Без общения с больными само его врачебное искусство захиреет. Вспомним слова Христа: я пришёл лечить больных, а не здоровых.
Упорный атеист может сказать: "Что вы все говорите: совесть, совесть. Совесть — обострённое чувство справедливости и больше ничего".
На самом деле похоже, да не то. Человек может несправедливо поступить по ошибке. И тут у нас совесть не взрывается. Мы просто указываем ему на ошибку. Но когда мы чувствуем, что ошибка вызвана сознательным эгоизмом, у нас взрывается совесть. Более того, совесть у нас может взорваться и когда человек говорит правду. Но правда эта в данном случае так неуместна, так не ко времени, что она хуже всякой клеветы. И совесть взрывается.
Подозрительность — великий грех, признак болезни нашей совести. Вспомним Христа и Иуду. Не может быть, чтобы Христос при его божественной проницательности не мог понять, что делается в душе Иуды задолго до предательства. Но Христос отбрасывал всякое подозрение, до конца надеясь, что совесть Иуды победит, и он не пойдёт на предательство. Вот в чём тайна медлительности Христа.
Стремление иметь чистую совесть — нормальная духовная брезгливость нормального человека. Это стремление не расслабляет человека, потому что достижение её требует больших волевых усилий по преодолению низменных страстей. А цивилизация, беспрерывно громоздя удобства быта, ослабляет волю человека, даже притупляет вкус к самой жизни. Стакан ключевой воды, выпитый пахарем, на минуту оторвавшимся от плуга, гораздо вкусней той же воды, которую мы достали из холодильника.
Я этим примером не выступаю против холодильников, а предостерегаю от опасности стремления к бесконечным удобствам. Эти стремления загромождают жизнь человека и отвлекают его от решения более важных нравственных задач.
Если только подумать, какие грандиозные средства так называемые передовые страны тратят на вооружение, тогда как в мире миллионы людей голодают, становится ясно, что у нас с совестью не всё в порядке. Государства не верят друг другу, что можно по совести договориться между собой. Национальный эгоизм повсюду побеждает.
Не успели люди выйти в космос, как там появились государства со своими спутниками-шпионами. Тут как тут! Недаром Гейне сказал: заткни собаке пасть, она будет лаять задницей.
Все понимают, что нет любви к человечеству без любви к своему народу. Но не все понимают, что нет любви и жалости к своему народу без любви и жалости к другим народам.
Каждый народ, даже самый малый, вплетает в ковёр человечества свой неповторимый узор. И только при сохранении всех узоров всех народов можно сказать, что Бог примет ковёр человечества. И если ты разрушаешь на общем ковре человечества узор другого народа, ты тем самым делаешь неприемлемым для Бога узор твоего собственного народа. Бог не примет ковёр человечества хотя бы с одним испорченным узором. Не по этой ли причине он до сих пор бракует нашу работу.
Я уже говорил, что человек владеет двумя видами ума: технологический ум и этический ум. Эти два вида ума в человеке крайне редко развиваются параллельно.
Технологический ум наглядно выгоден государству: в конечном итоге — новое оружие. Государство на развитие его не жалеет фантастических средств.
Этический ум ещё более выгоден человечеству в целом, но он не так нагляден для него. А эгоистические государства видят в нем опасность, потому что живут своими сиюминутными интересами и понимают, что этический ум, получив силу и распространение, будет ограничивать его эгоистические интересы.
И так в веках. Вот причина столь глобальной победы технологического ума. А пропаганда всех государств, победы технологического ума коварно выдаёт за победу ума вообще, умалчивая о том, что этический ум человечества нигде, никем не поддерживается. Во всяком случае, в должной мере.
…Не надо обладать гениальным слухом Моцарта, чтобы наслаждаться его музыкой и, наслаждаясь, гармонизировать себя.
Не надо обладать гениальной совестью Льва Толстого, чтобы наслаждаться его психологическим анализом и, наслаждаясь, гармонизировать ceбя.
Самая великая наука имеет дело с периферией человеческой души. Великое искусство имеет дело с центром человеческой души, с его совестью.
В этом смысле "Анна Каренина" Льва Толстого даёт человеку больше нужной ему информации, чем все науки вместе взятые.
Вот достижение технологического ума. Я могу, сидя в Москве, поговорить с американцем по телефону. Но мне нечего ему сказать, и ему нечего мне сказать. И так во всём. Средства информации далеко опередили содержание информации и даже безразличны к нему. Обилие средств информации и отсутствие серьёзной информации привели человечество к развратной болтливости и лёгкости вранья. Миром правит технологическая наглость.
Настоящее искусство — это совесть, выраженная в пластической форме. Лучшие представители всех народов должны сделать всё возможное, чтобы культ силы, богатства и оголённого от совести ума заменить культом совести, как это и было задумано Создателем. Но тут свои трудности. Сила, ум, богатство кричат о себе на всех перекрёстках. А совесть, именно потому что она совесть, о ceбe молчит. Надо нам всякое высокое проявление совести замечать со стороны и делать всеобщим достоянием.
Непосредственно словом утверждает совесть религия и художественная литература.
Религия любой страны должна стоять впереди государства и над государством. Это её святая обязанность. Когда это так, люди всей душой это чувствуют и, прижимаясь к церкви, согревается сами и укрепляют её авторитет. Но там, где церковные деятели чаще, чем на небо, а иногда даже как на небо, смотрят на начальство, авторитет церкви улетучивается. Между церковью и Богом никакого начальства не должно быть.
Утверждает совесть, как я сказал, и художественная литература. Мы не можем сказать, какое количество людей очистила она, но можно сказать с уверенностью, что без неё зла было бы гораздо больше.
Тем не менее в мире (ещё или уже?) слишком много агрессивных людей. Нетрудно заметить, что агрессивные люди гораздо активнее добрых. Совесть, как правило, не поспевает за слишком динамичными людьми. Динамичность Ленина привела его к марксизму, а не динамичность марксизма сделала его таковым.
Жизнь — домашнее задание Бога, данное человеку. Не странно ли, что многие люди ждут, что это задание за них выполнит Бог. Но если вдруг жизнь на Земле кончится катастрофой, не услышим ли мы потусторонний голос: "А где были усилия вашей личной совести?"
Иногда зло ходит на цыпочках, как вор в ночном доме, чтобы не разбудить нашу дремлющую совесть. Деликатность зла.
Но если все так трагично, то что есть юмор? Утешение смертников или намёк на то, что дело добра все-таки победит? Юмор — лучший способ выманивания человека из греха уныния. Хорошо бы нам так приветствовать друг друга: "Бодрой вам совести, друзья!"
На вопрос, что выше — разум или совесть, я отвечу так. Человек разумный, но бессовестный, действует неразумно. Человек совестливый, но неразумный, нащупывает разумную дорогу. Сами решайте, что выше. Совесть — разум души.

В кн.: Булат Окуджава: его круг, его век. Материалы Второй международной научной конференции. 30 ноября -- 2 декабря 2001 г. Переделкино. -- М.: Соль, 2004.