Помещения у нас опять нет. Продолжаем собираться на Маяковке, в квартире Димы Соколова. Потихоньку готовимся к слету. В марте 1969 года – звонок ко мне на работу. Приглашают в ЦК КПСС, в комиссию партгосконтроля. Возглавлял тогда эту комиссию человек со странной фамилией Пельше. Выписали пропуск, по которому я прошел в кабинет то ли Павловой, то ли Петровой, и она в течение часа пыталась допрашивать и воспитывать меня: «Что за слеты вы делаете, кто вам разрешил? Что за конференцию вы провели в Петушках, кто вам разрешил?» Я отвечал, что всё мы делали с ведома горкома комсомола. Мы и планы работы на полугодие туда давали, и документы все у них лежат, а доклады к конференции предварительно читал сам А. М. Роганов, и автобус в Петушки они нам дали, на что есть квитанция, и что мы давно только и ждем утверждения нашего клуба...
Но мои слова ее только раздражали: как это так может быть, что мы — никто и ни при ком — собираем сотни людей и руководим ими?! «Вы состоите в «комсомольском прожекторе» НИИРа — и всё! И хватит вам общественной работы!» Ну, думаю, и об этом уже узнала. Потом она повела меня в огромный кабинет, к какому-то большому начальнику. Ну, а тот сразу за главное: «Кто ваш идейный вдохновитель?» Я похлопал глазами и ответил: горком комсомола. Он рассвирепел — не ожидал такого ответа, и завопил, громко так: «Неправду говорите, вы его еще называете по имени и отчеству». — Пауза. (А я и в самом деле не понимаю, о ком это он.) — «Александр Аркадьевич!» Вот теперь мне все стало ясно. Мы их волнуем «постольку, поскольку», а на самом деле им нужна информация о Галиче. Начальник задает следующий вопрос: «Как вы относитесь к его песням?» Я честно отвечаю, что мне очень нравится песня «Молчание — золото», песня «О прибавочной стоимости», а вот с песней «Когда все шагают в ногу» я не согласен (это во мне сказывалось комсомольское воспитание — сумел понять Галича в этой песне я много позже).
Короче говоря, я по наивности пытался доказать этим людям, что песни Галича — это интересно, это здорово помогает развитию личности. А они все твердили одно и то же и настаивали на том, что я должен прекратить всякую подобную деятельность, и всё тут. В итоге же сказали, чтобы я никому об этой беседе не говорил. Потом мне было приказано дома изложить всё сказанное на бумаге, поставить свою подпись и номер комсомольского билета (последнее прозвучало особенно твердо и устрашающе) и сдать им. Смешные люди в ЦК КПСС — я, конечно, сразу же обзвонил наше правление. Встретились. Всё рассказал. Потом мы чего-то написали, я поставил свою подпись и номер комсомольского билета, всё упаковали в конверт, отвезли на Старую площадь и опустили в почтовый ящик приемной ЦК.
Спустя много лет я узнал, что тогда точно так же вызывали в ЦК КПСС на собеседования Игоря Михалева, Сергея Чеснокова, Евгению Райскую, а вот Володя Туриянский был неуловим — будучи геологом, он почти всё время проводил в экспедициях. А о том, что вызывали Арнольда Волынцева, я узнал из публикации в «АиФ» только в 2003 году.
<...>
На V слете (он проходил весной 1969-го у станции Нара) я, собрав днем на пригорке всех, рассказал о вызове в ЦК.
