Игорь Каримов
История
Московского
КСП
ЛЮДИ
ФАКТЫ
СОБЫТИЯ
ДАТЫ
СУБЪЕКТИВНЫЙ ВЗГЛЯД НА ОБЪЕКТИВНУЮ РЕАЛЬНОСТЬ
Москва Янус-К
2004
ББК 85.731 УДК К 23
Каримов И. М.
К 23 История Московского КСП. — М.: Янус-К, 2004. — 644 с. с илл.
ISBN 5-8037-0205-6
Книга представляет собой первую серьезную попытку собрать воедино документы, воспоминания и другие источники, касающиеся фактов истории Московского клуба самодеятельной песни (КСП). Основываясь на личных архивах, автор описывает события с точки зрения одного из организаторов (1964-1991 годы).
Книга может быть интересна как непосредственным участникам этого движения, так и всем любителям бардовской песни, а также тем, кто изучает неформальные движения этого периода.
© И. М. Каримов, идея проекта, 2004
© И. М. Каримов, текст, хроника, фотопортреты, приложения, 2004
© И. М. Каримов, антология-списки, 2004
© К. Сидоров, компьютерная верстка портретной галереи, 2004
© ООО «Янус-К», оформление, 2004
Запрещается использование материалов и идей данного издания без разрешения автора и издательства.
ISBN 5-8037-0205-6
Людям страны КСП посвящается
Командиру куста «МИИТ»,
члену правления Московского КСП,
Анатолию КАРАЧИНСКОМУ
автор выражает особую благодарность —
и от себя лично, и от всех,
кто ждет эту книгу:
вез его бескорыстной помощи
и моральной поддержки
это издание не могло бы осуществиться.
От автора
КСП – единство непохожих.
Почти по Аристотелю
Попытаюсь объяснить – почему, для кого и для чего я все это делал: разбирал свои многолетние архивы, извлекал копии документов, пожелтевшие старые тетрадки-песенники, сканировал и обрабатывал фотографии, писал своим «телеграфным» языком о том, что знаю и помню.
Почему?
Потому, что до сих пор об истории Московского КСП – одного из самых ярких неформальных общественных движений – ничего капитального не написано и не опубликовано.
Потому, что до сих пор не было строго обоснованного изложения дат: когда, где и что происходило на протяжении 45-летней истории движения Московского КСП.
Потому, что мне повезло в нашем песенном деле быть рядом с такими разными, интересными, талантливыми людьми, и этот мой труд – возможность воспользоваться случаем и выразить им благодарность, хотя бы кратко упомянув их в тексте или списках, опубликовав их фотографии.
Для кого все это написано?
Для тех, кому до сих пор интересно вспоминать те прошлые годы. И прежде всего для «узкого круга» тех, /6/ кто занимался организацией слетов, конкурсов, фестивалей, абонементных и просто концертов самодеятельной песни. Сказав «узкий круг», я хорошо понимаю, что не такой уж он и «узкий».
Для тех, кому небезразлично знать, как все это было до их прихода в КСП и после того.
Для тех, кто через энное количество лет, может быть, займется исследованием уникального явления отечественной культуры – движения КСП, которое было в стране под названием СССР.
И тогда понадобится СПРАВОЧНЫЙ МАТЕРИАЛ. Вот его-то я и считаю ОСНОВНЫМ в данной публикации. Ну а СУБЪЕКТИВНОЕ видение всего того, что происходило на глазах и при участии вашего покорного слуги, будем считать второстепенным.
Хотелось бы, чтобы тот, кто отважится все это читать, великодушно простил меня за неумение писать. Ну, не дано мне это умение!
Не умею рисовать и никогда не научусь,
Не умею сочинять музыку и даже не пытаюсь,
Не сочинял стихов и никогда не сумею.
Не умею писать – и все тут! Но обстоятельства требуют. Не хотел тиражировать, но сказали – надо.
Оказалось, память – это такая избирательная штука! Мы помним или очень хорошее, или очень плохое. Скучное, обычное – растворяется без следа. Я это к тому, что не смог одинаково подробно описать каждое событие, каждый слет, каждый фестиваль. О некоторых не помню ничего, а выдумывать не хочу, ведь не романже пишу.И если читатель воскликнет, что так не пишутся книги, что нельзя так – «то густо, то пусто», что должен быть какой-то ритм, должны быть соблюдены законы жанра, то я отвечу (повторяясь): это мое субъективное восприятие событий. Видимо, по тому, сколько написано, можно судить о значимости того или иного периода для меня. А вот даты и другая /7/ «фактура» – основаны только на архивных материалах, – на них-то и опираются мои субъективные описания.
Вы с чем-то не согласны, вам по-другому видится то или иное событие, у вас есть другие мнения, факты, документы? – Садитесь и пишите! Я горячо призываю: давайте будем считать эту мою работу лишь маленькой главой будущей большой СОВМЕСТНО созданной книги под названием «История КСП». Или – более того – многотомного издания «Энциклопедия КСП», куда вошли бы самые разные сведения о жизни кустов, групп...
И если кто-то, желая поправить, оспорить или дополнить прочитанное, сам возьмется за перо (вернее, сядет к экрану монитора), то я буду считать, что не зря приложил столько усилий.
А пока за все, что написано здесь, отвечаю только я. Поэтому «в дело» я почти никого – за редким исключением – не брал. Правда, пришлось не раз обращаться к другим источникам, главным образом к газете «Менестрель», – без этого мне было бы труднее.
Все мы, кому посчастливилось тогда жить в удивительной стране КСП, сейчас не только взрослые, но и, мягко говоря, пожилые. Все это было очень давно! Поэтому если и были когда-то какие-то недоразумения, обиды, то все они поняты и забыты. Однако факты – неумолимая штука, и они просто обязаны быть зафиксированы и однажды изложены, дабы исключить дальнейшее искажение истории.
Я всегда был в числе организаторов, поэтому глубоко анализировать творческое начало в КСП не берусь. Об Окуджаве, Визборе, Галиче, Никитине, Берковском уже сказано очень много и очень умными людьми. А о творчестве тех, кто когда-то пробовал свои силы, выступая на слетах и конкурсах, – мало кому интересно. Рассказывать о творческих программах, которые были украшением слетов, – /8/ пустое занятие, потому что они были хороши тогда, в то время, в том месте.
Для сотен и тысяч участников наши слеты и фестивали проходили как бы сами собой, многие и не подозревали о той огромной работе, которая за всем этим стояла. От выбора места слета и составления концертных программ до уборки территории и посадки в электричку; от «просто» звука в зрительном зале – до очень непростого «пробивания» мероприятия через препоны власти – невозможно перечислить все, чем приходилось заниматься «оргам» день за днем, год за годом. Причем удачи в этой работе, как правило, не замечались, а за любые неудачи все шишки, конечно же, падали на их головы.
Каждый «орг» постепенно становился «узким спецом» по пробиванию каких-либо конкретных дел, но какой ценой! Ведь абсолютно все было «строго нельзя», на любую мелочь типа, например, печатания абонементов требовались немалые ухищрения, граничащие с авантюрой, а иногда и с риском заиметь очередные неприятности на работе. Вспомним то время: до компьютерной эры далеко, каждая пишущая машинка под строгим контролем, и вообще – не дай бог что-нибудь размножить...
А уж взаимодействия с властями – это вообще отдельная повесть. Повесть о том, как и что
/9/удавалось (или не удавалось) делать: где-то обходными маневрами, где-то убеждением, а где-то и принимая «правила игры» – ради главной цели: сохранения большой общности людей под названием Московский КСП. И если, дорогой читатель, погрузившись на следующих страницах в многочисленные «приказы» и «постановления», ты впадешь в крайнюю тоску и почувствуешь занудность – вот это и будет то состояние, та атмосфера, в которой нам тогда приходилось действовать.
Вот обо всем этом я и буду рассказывать на следующих страницах. Рассказ этот выстроен по годам, – такие вот ХРОНИКИ «ОРГА».
Однако эта книга просто в принципе не могла бы появиться, если бы не люди, с которых ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ. Зина Герштейн, Лариса Кадыева, Павел Тиц, Владимир Халошин, Марк Никонов, Алексей Данилов, Владимир Шестаков – вот те, кто был в самом начале песенного движения.
А если бы не люди, которых я назову дальше, я никогда не осилил бы то, что вы держите в руках. Но об этом – по порядку.
Приступая к этой очень непривычной и непростой для меня работе, я совершенно не владел компьютером и писал на бумаге простой советской шариковой ручкой. И вот эту мою писанину, мой ужасный почерк расшифровывали и печатали Лена
/10/ Арбузова и ее дочка Аня – им особое спасибо; если б не они, то дело бы с места не сдвинулось.
Вся тяжесть исправлений, переписываний, дописываний, редакторской работы легла на Веллу Щербакову и Ирину Алексееву. Править мои тексты – само по себе геройство, а если учесть еще и упрямство, с которым я сопротивлялся правкам, то мало никому не показалось бы. Поэтому все оставшиеся огрехи – только на моей совести.
СПАСИБО: Андрею Хорлину, Юле Гербовицкой, Косте Семенкову, Игорю Лунькову, Виталию Пальвелеву, Косте Сидорову, Юре Федоровскому – за конкретную техническую помощь;
Аркадию Гербовицкому, Андрею Крылову, Григорию Розенштоку, Галине Бургучевой, Нине Игнатовой, Татьяне Маталиной – за сочувствие и всяческую поддержку.
ОСОБОЕ ОГРОМНОЕ СПАСИБО Анатолию Карачинскому: он обеспечил выход в свет этой книги.
Думаю, не надо объяснять, кто эти люди: все или почти все они хорошо известны тем, кто когда-либо был «в орбите» Московского КСП. Их фотографии вы увидите в «галерее портретов», которая развернута по всем страницам книги. В ней ни много, ни мало – около 1600 снимков. Никто до сих пор (насколько мне известно) даже не пытался создать портретную галерею
/11/такого количества знакомых друг с другом или «по цепочке» людей, объединенных общими интересами, идеями и делами.
Скажу сразу: цели собрать фотографии ВСЕХ – не было. Сначала я хотел поместить только те фотографии, что были сделаны мною. Но дальше – больше, в моих архивах обнаружились интересные снимки прошлых лет, и не только мои. А если есть фото этого человека, то почему нет другого, – ну и понеслось. Процесс нескончаемый.
В результате в книгу вошли около ста фотографий, сделанных не мной. В их числе фотоматериалы из архивов А. Костромина, З. Герштейн, И. Юмашевой, Н. Работиной, Т. Сомовой, С. Шагалова, а также авторские снимки Э. Абрамова, М. Никонова, В. Россинского, А. Бойцова, Г. Шакина, К. Бахтигозина. Авторов ряда фотографий не удалось установить. Приношу им извинения и выражаю искреннюю признательность.
Остальные фотографии – мои, в том числе и цветные. Сюжетных фотографий в моем архиве – море. Отобрать малое их количество для печати было непросто. Но отбирал я их не по принципу красивости и удачности, а исключительно по принципу информативности.
/12/
Прошу также не судить меня слишком строго за «сырость», недоработанность этого издания. Мои редакторы не раз говорили мне, что книги так не делаются, что вот только теперь (когда всё находится на стадии сдачи в типографию) над этим материалом можно начинать работать, и работа эта займет не меньше, чем полгода. Однако выбора у меня не было: или сейчас («Дорого яичко…»), или… Так что остается надеяться на СВОЕГО, сочувствующего читателя, который всё поймет как надо.
И вот в связи со сказанным в последних строках – еще одна, и очень важная, благодарность – тем, кто готовил книгу к печати. Татьяна Борисова, Владимир Балаболин, Владимир Платонов, Марина Владимирова – они не просто верстали и макетировали в немыслимо кратчайшие сроки, они делали это, во-первых, с неподдельным интересом к содержанию, а во-вторых, – одновременно с непрерывно продолжающейся работой незадачливого автора, принимая от него всё новые и новые фрагменты, куски, файлы… Опытные люди сказали, что с коллективом издательства ЯНУС-К, готовившим книгу к печати, нам очень повезло.
[Нет фотографии со с.12]
1944–1960
Дорогой мой читатель!
Первые три страницы этой главы ты можешь перевернуть, не читая. Потому что здесь я всего лишь расскажу немного о себе, о том, как складывалась моя жизнь до встречи с тем, что стало делом всей моей жизни. Я думаю, что именно это мое «начало» и привело меня в страну со странным именем «КСП».
Родился я в августе 1944 года в Кусково – тогда это была еще не Москва, а Московская область. Мама – Телегина Вера Семеновна, русская, из-под Саратова, отец наполовину башкир, наполовину татарин – Каримов Мухамедша Зарифович, из Челябинска.
Первые 25 лет я прожил в этом красивейшем месте Подмосковья, в бывшей усадьбе графа Шереметьева. Мы жили в доме, который когда-то занимали священнослужители тамошней церкви. Комнатка 16 квадратных метров в коммунальной квартире. Восемь человек – отец, мать и нас шестеро детей – четыре брата и две сестры. Да плюс печка, которая тоже занимала место. Удобства – на улице. Отец был художником-реставратором, мать домохозяйкой – все-таки шестеро детей при полном отсутствии каких-либо детсадов. Всех нас родители вырастили, выучили, в тюрьмах никто не сидел.
В 1968 году мы, четверо из большой семьи, переехали в ту самую квартиру в Новогиреево, где я живу по сей день. Всю жизнь я прожил с мамой, до самой ее смерти в 1998 году. Ей было 92 года, когда ее не стало. Отец оставил нас в 1967 году, женившись на татарке, – что ж поделаешь, видно, зов крови. Двадцать
/16/ пять лет мы с отцом не встречались. Я понял, что готов с ним увидеться, и увиделся – лишь за неделю до его смерти.
А в детстве я мечтал, чтобы отец когда-нибудь нас, детей, собрал, и мы пошли бы в лес. Разожгли бы костер, над ним был бы котелок, рядом палатка...
Мечта моя о походах осуществилась в начале пятого класса, в 1955 году. Учитель истории Виктор Лазаревич Гербов набирал группу сильных ребят в кружок туристов-краеведов Центрального дома детей железнодорожников, что в доме 14 по Ново-Басманной улице (наша школа была железнодорожной). Меня в кружок вначале не брали – слабенький, щупленький. Взяли, только когда кто-то отказался и освободилось место. Короче, последним. Через месяц-другой в кружке остались только я и мой друг Борька Мусиенко, все остальные бросили это дело.
Мой первый незабываемый поход был в Лосиноостровский заповедник, от станции Северянин до станции Лось. Целый день, с раннего утра до позднего вечера, мы шли по лесу и любовались красотой осени. С костром, с перекусом...
Потом был поход в Коломенский заповедник. Тогда это было далеко от Москвы, надо было ехать на пригородном автобусе. Заброшенная, но очень красивая усадьба, старинная колокольня, высокий берег Москвы-реки...
Через год в младшей группе краеведов не осталось практически никого, поэтому меня зачислили сразу в старшую группу, где были ребята из восьмых – десятых классов. Пришлось за ними во всем тянуться. Здесь я познакомился с Сэмом Шагаловым. Этот неугомонный человек ходил в походы каждый выходной день (а мы ходили через воскресенье) и постоянно приносил
/17/ в нашу группу новые песни – а песни мы пели обязательно в электричке и обязательно громко. Ну и, конечно, пели у костра. Первой песней, покорившей мою душу, была песня «Я смотрю на костер догорающий...». Почему я вспомнил про тогдашнее знакомство с Сэмом? Потому что вот уже почти пятьдесят лет песня не дает нам расстаться. И Сэма сегодня можно встретить практически на любом концерте авторской песни.
Так походы и песни стали неотъемлемой частью моей жизни. Хлюпик, слабенький, болезненный – но очень любил туризм. Не играл на гитаре, не пел, не сочинял – но очень любил песни. Ну, сказать, что совсем не пел и не пою – это, конечно, неправда. Слух какой-то развился, фальшь слышу отчетливо, плагиат, похожесть мелодий слышу хорошо. Мечтал научиться играть на гитаре, на одну из первых получек купил семиструнку и самоучитель, но ничего не двигалось с места, пока один хороший человек не научил меня трем-четырем музыкальным штучкам. Годы спустя, в экспедициях 1965–1967 годов, бил по струнам – только потому, что никто другой вообще никак не умел. Но когда в 1967 году увидел и услышал, как играют Сергей Чесноков, Борис Рысев (это была такая высококлассная игра!), то сразу понял, что мне с моим «умением» лучше молчать и никогда никому его не показывать. Так я гитару в руки больше и не взял.
Ну, а насчет пения – это я всегда любил, но пел только с братом, с Вадимом. Он у нас парень очень музыкальный, с хорошим голосом. Вообще, в нашей семье все «чистенько» мелодии выводили, хотя музыкального образования никто не получил. Нам петь легко – голоса, как это часто бывает у близких родственников, по тембру похожи и «состраиваются» сами по себе. В школе
/18/на уроках пения в третьем классе меня заметила учительница, и я стал запевалой. Звонким голосом пел «Мама, чао...», и учительница говорила, что я подаю большие надежды, но к пятому классу на этом все и кончилось. А потом стал приносить песни из походов. Братья и сестры их тут же подхватывали, и дома мы часто пели. В походах же я горланил, как и все, не зная, что лучше было бы помолчать, так как в 14–16 лет голос ломается.
После девятого класса мне пришлось пойти работать, потому что материально дома жилось очень тяжело. Называлась моя должность «рабочий связи», что в переводе на русский язык означало «монтер по установке и ремонту телефонных аппаратов». Учебу продолжил в вечерней школе. Хотелось поступить в институт, поэтому учился на совесть, а тут еще и работа, так что было не до походов и не до песен. Зато, как только сдал экзамены на аттестат зрелости, сразу же уехал в альплагерь на Кавказ. Потом стал ходить на литературные вечера, а там и в институт поступил. В Московский электротехнический институт связи, в МЭИС.
Жизнь круто изменилась во всем. Даже имя Ильдар, данное мне при рождении папой-татарином, пришлось заменить. К сожалению, тогда имя Эльдара Рязанова еще не было у всех на слуху, и это очень негативно сказывалось на запоминании окружающими моего непривычного для москвичей имени. Так в новую жизнь я и вступил как Игорь Каримов.
...А время начиналось совсем другое. Много всего вокруг происходило. И в унисон происходящему звучали необычные, другие песни – всё громче и громче. Многим моим сверстникам в те годы они помогли начать воспринимать это новое время как свое.
/19/
ПЕСНИ, РОЖДЕННЫЕ В ВУЗАХ Г. Павлова
(Одна из первых публикаций в официальной печати о самодеятельной, студенческой песне)
Нет, пожалуй, в нашей стране такого университета или института, студенты которого не складывали бы своих песен. Многие из этих песен прошли испытание временем: иногда уже забыты имена их авторов, но песни продолжают жить, их знают, любят и поют.
27 апреля по инициативе студентов Московского энергетического института в зале Дома культуры МЭИ был организован вечер-конкурс студенческой песни, в котором приняли участие шесть московских вузов (энергетический, педагогический имени Ленина, геологоразведочный, инженерно-строительный, электротехнический институт связи и Высшее техническое училище имени Баумана). В жюри вошли студенты и приглашенные на вечер композиторы. Больше сорока песен прозвучало в этот вечер, и лучшим из них были присуждены премии. Несколько раньше автору этой статьи удалось познакомиться и с песнями студентов Московского государственного университета.
Студенческое песенное творчество свидетельствует о разносторонней одаренности нашей молодежи, о ее любви к музыке. Песня — постоянный спутник студентов; звучит она и в туристском походе, и на праздничном вечере в институте, и в вагоне поезда, и в комнатах общежития. Замечательно то, что каждый институт, гордясь своими песнями и ревностно оберегая их авторство, в то же время охотно делится ими с другими вузами.
Пожалуй, самое привлекательное в студенческих песнях — их тексты. Разнообразные по содержанию, они не только отражают студенческую жизнь с ее радостями, трудностями, увлечениями и волнениями, но и ярко рисуют образ советского студента — живущего интересами своей Родины, смелого и честного, умеющего верно любить и преданно дружить. В песенных стихах радуют искренность, романтика юности, оптимизм. Вот, например, песня «Комсомольская», написанная студентами МГУ К. Малиновской (стихи) и А. Плиевым (музыка):
Мы пели хорошие песни
О подвигах наших отцов.
Мой юный товарищ-ровесник.
Потомок двадцатых годов.
/20/
Лет тебе немного,
Но со всеми в ногу
Мы идем дорогой
Брата и отца.
Есть у нас с тобою
Небо голубое.
Счастье молодое.
Честные сердца.
Комбайны идут целиною,
В тайге новый город встает.
Пора нам, товарищ, с тобою
Опять собираться в поход.
Мы прошли немало,
Но не ждем привала,
Разве что устало
Вытрем пот с лица.
Есть у нас с тобою
Небо голубое,
Счастье молодое,
Честные сердца.
Но написать хорошие стихи, может быть, легче, чем сочинить оригинальную мелодию. Отрадно поэтому, что по крайней мере десять из прослушанных на конкурсе песен обладают несомненными музыкальными достоинствами.
С большим чувством и тонким вкусом была исполнена на конкурсном вечере песня «Прощальная». Текст ее написали студенты Московского государственного педагогического института Ю. Визбор и М. Кусургашев, когда после окончания института уезжали из Москвы на работу в далекий край. Музыку песни сочинила студентка С. Богдасарова. В задушевной мелодии чуть проглядывает затаенная грусть, но как хорошо передает она «разговор по секрету» с любимым городом, ставшим в песне почти живым!
Хороши и поэтичны лирические песни, в которых рисуются картины природы. Они привлекают чистотой и свежестью красок. Песня «Синие вечера» родилась в Казахстане во время поездки туда студенческой самодеятельной бригады МГУ. Под впечатлением окружающей природы и красоты летнего вечера студенты сложили песню (стихи К. Малиновской, музыка А. Плиева):
Быстрые реки умолкли,
Горы уснули в снегу,
Только колючие елки
Чуткие сны берегут.
В сонный и ласковый край голубой
Солнце ушло до утра,
Тихие песни поют нам с тобой
Синие вечера.
Большинство студенческих песен имеет свою интересную, связанную с жизнью историю. Вот как, например, родилась «Песенка о Москве». В один из вечеров группа студентов МГПИ собралась в институте в
/21/маленькой комнатке под лестницей, прозванной студентами «лабораторией творчества», чтобы сочинить песню, посвященную Москве. Но в этот вечер ей не суждено было родиться. Усталые и расстроенные, все разошлись по домам, решив работать поодиночке, а затем встретиться и обсудить то, что удалось сочинить каждому. Лучшей была признана «Песенка о Москве» А. Якушевой. Шуточно-лирическая по содержанию, эта песня подкупает гибкой, подвижной мелодией (см. нотный пример).
Очень привлекательна и «Песенка о старом зале» А. Карпова (музыка) и Ю. Тимянского (стихи) — студентов Инженерно-строительного института имени Куйбышева. Простая, слегка варьированная мелодия этой песни как бы впитала в себя отзвуки танцев, звучащих на студенческих вечерах (см. нотный пример).
Любят студенты складывать и петь «дорожные» песни. Чаще всего они рождаются прямо в вагоне поезда во время дальних поездок — на летнюю практику, на целину, а то и просто в дом отдыха. Мелодии их различны, но всегда полны движения. На вечере в МЭИ одну из таких «путевых» песен — «Рельсы» — показали студенты геологоразведочного института. Стихи ее и музыка написаны М. Кулаковым (см. нотный пример).
Хорошо прозвучали на вечере песни «У костра» (стихи Н. Карпова — МГУ, музыка В. Благонадежина — МЭИ) и «Встречай, Москва!» (стихи Ю. Тарасова, музыка И. Макеева — МВТУ имени Баумана).
Однако нельзя не отметить, что во многих представленных на конкурс песнях обнаруживается разительное сходство с той или иной хорошо известной песней. Оно выражается не только в общности содержания, но и в повторении знакомых мелодических оборотов, а то и целых музыкальных фраз.
Было бы полбеды, если бы образцами для подражания служили лучшие произведения советских композиторов, но, к сожалению, некоторые студенты с увлечением воспроизводят в своих песнях музыкальные образы унылых, слащавых «творений», которые в изрядной мере засоряют наш эстрадный репертуар. Примером могут служить песни «Письмо» и «Я больше не сержусь» (МВТУ имени Баумана) с их пессимизмом и дешевой чувствительностью. Они вызывают досаду и удивление: откуда у нашей молодежи, умеющей так хорошо сказать в песне:
/22/
И время не тратя для грусти,
Грусти, если хочешь, во сне —
рождаются сентиментальные, лишенные жизненной силы и правды слова и ноющие мелодии?
Ответ найти нетрудно. Песня играет большую роль в жизни молодежи. Хорошая песня помогает воспитанию художественного вкуса. Однако за последнее время таких произведений создается очень мало; по радио, с экранов телевизоров, с концертной эстрады, в кино часто звучат малосодержательные, бедные по музыке песни. Особенно этим страдает эстрада. Нашим композиторам давно пора проникнуться ответственностью за каждое произведение, создаваемое для массового репертуара, учитывая влияние, которое оказывают песни на формирование художественного вкуса молодежи.
Творчество студентов является своеобразным очагом современного песенного фольклора. В наши дни собиранию народных песен уделяется огромное внимание, но вот исследованием песенного творчества студентов до сих пор никто серьезно не занимался. А ведь многие студенческие песни представляют и художественную ценность, и богатейший материал для изучения одной из интереснейших форм нашей самодеятельности. Поэтому необходимо записывать студенческие песни, публиковать лучшие из них, делать их достоянием широкой общественности.
Показательно, что в некоторых институтах существуют свои песенные «антологии», насчитывающие иногда более 100 произведений! Но, как правило, это только тексты. Ведь мелодии может записать далеко не каждый. Студенты, сочиняющие музыку к песням, нуждаются в помощи. Над ними должны взять шефство студенты теоретических отделений музыкальных училищ и вузов Москвы и композиторы, которые не могут не быть заинтересованы в успешном развитии песенного творчества студенческой молодежи.
«Музыкальная жизнь», №10, 1959 г.
/23/
1961–1965
1961 год. Мне 17 лет. Сдав экзамены на аттестат зрелости в школе рабочей молодежи, сразу же уехал на Кавказ, в альплагерь «Адылсу». Вот там-то я и услышал впервые песни Окуджавы. А было это так. В радиорубке однажды в конце смены появился магнитофон, что было в то время большой редкостью, ведь крутили только пластинки. При магнитофоне была единственная катушка с записью, на которой звучали песни, исполнявшиеся, казалось, чьим-то одинаково хриплым голосом: «Один солдат на свете жил...», «...Всю Россию я объехал с Алёхой...», «Ванька Морозов», «Затихает музыка в саду...», «Слаломисты» и т. д.
Работал я тогда в Министерстве путей сообщения. В конце сентября – начале октября приболел, и вдруг с работы звонок: «Сегодня в актовом зале министерства вечер поэзии. Выступает Окуджава, песни которого ты напевал».
Я не раздумывая, с температурой, бегом на вечер. На сцене худой, с большими залысинами, грузин с гитарой. Поет те песни, которые я слышал на пленке в «Адылсу».И еще несколько мне неизвестных. В перерыве Окуджава проходит в фойе, я – к нему и спрашиваю: «А вот “Затихает музыка в саду...”, “Слаломисты” – это ваши песни?» Он посмотрел на меня выразительно и говорит: «А вы сравните “Бумажный солдатик” и эти песни, разве мог их написать один и тот же человек?». Тогда я задал второй вопрос: «А как вы относитесь к творчеству Евгения Евтушенко?» (Тогда Евтушенко был для меня кумиром, к тому же уже скандален из-за «Бабьего Яра».) Ответом я был удивлен: я-то думал, что они совсем разные люди, а он мне говорит: «Это мой
/24/ большой друг, я очень люблю его творчество». Ну, тут уж я совсем зауважал Окуджаву...
Потом достал катушку, записал много его песен. Крутить было не на чем, своего магнитофона я, конечно, не имел. Но раз в месяц приносил домой магнитофон из школы, где раньше учился. И мы дома всей семьей, все шестеро братьев и сестер, вслушивались в эти странные завораживающие песни, в еле слышные сквозь хрип и шум звуки. Мама возмущалась поначалу: «Что вы там слушаете эту тягомотину?» – а потом тоже полюбила эти песни.
Для нас открывался совсем другой мир, с удивительными образами и понятиями, которые врезались в память на всю жизнь: «...И боль, что скворчонком стучала в виске...», «...Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках...», «...Мне б за двугривенный в любую сторону твоей души...», «...Она меня не щадит – тратит меня, тратит...», «...Ах, Арбат, мой Арбат, ты – моя религия...». Или еще: «...Вот стоят у постели моей кредиторы, молчаливые Вера, Надежда, Любовь...», «...Я дежурный по апрелю...», «...Может, будь понадежнее рук твоих кольцо...», «Ах, война, что ж ты, подлая, сделала?»... Мы, туристы и альпинисты, пели совсем другие песни в электричках и у костра. Тексты, переписанные с тех пленок в «Адылсу», у меня даже хранились совсем не в походном песеннике-блокноте, а в отдельной папке. Однажды, где-то в 1962 году, на Казанском вокзале я услышал, как туристы поют «Вы слышите, грохочут сапоги...», и удивился, что пели Окуджаву. В основном пели Визбора, Городницкого, Якушеву, – вот их песни мы считали своими, даже если еще не знали имен авторов. Да и на московских конкурсах
/25/ 50-х–60-х годов не помню, чтобы пели песни Окуджавы. То есть в те времена мы уже любили эти песни, но воспринимали их как ДРУГИЕ, не свои, не песни походов и костров.
Наш МЭИС был рядом с МЭИ, а в МЭИ училась моя сестра Диля. И вот, будучи студентом второго курса, 14 декабря 1963 года я попал на вечер туристской и студенческой песни в ДК МЭИ. Это, как выяснилось потом, был пятый московский конкурс студенческой песни.
Достать билеты было невозможно, вся студенческая песенная Москва устремилась на этот вечер. Но нам удалось прорваться. Я это не для красного словца говорю, – в то время на подобные мероприятия можно было только «прорываться». А сделали мы это так: часа за три-четыре до концерта, когда ДК еще работал в обычном режиме, прошли в туалет и там, в кабинках, так и просидели до начала вечера.
Очень хорошо помню, что на сиденьях в зале были листочки с текстами песен, отпечатанными на стеклографе. Из участников запомнился хор Института стали и сплавов (МИСиС), который пел песню А. Загота «Красный отблеск семафора». А еще Роза Ченборисова из геолого-разведочного института (МГРИ) со своей песней «Люди идут по свету», А. Осипов из института тонкой химической технологии (МИТХТ) – автор песни «Тундра – голубое созвездье», ансамбль Физтеха (МФТИ) с песней «Сын неба» Б. Вахнюка и, конечно же, Алла Йошпе со Стаханом Рахимовым из МГУ, исполнявшие песни МГУшника же Владимира Борисова... А в конце вечера вышел молодой человек, поставил ногу на стул, луч прожектора высветил его одного, и... прозвучала песня «Маленький трубач». Это был тогда еще
/26/никому не известный Сергей Никитин. Выступал он вне конкурса, почему-то в конкурс его не пропустили.
После этого концерта я загорелся мечтой сделать вечер песни и у себя в институте. Моим союзником по этой идее стал Коля Каширин. Но были большие опасения, что нам не удастся заполнить зал. И вот, чтобы привлечь людей к ТАКОЙ песне, тогда еще мало кому известной, мы начали с того, что стали вывешивать в фойе института тексты наших любимых песен. Сколько было радости, когда мы увидели, что люди подходят и подолгу стоят, переписывая их.
С чего начать организацию вечера, где искать адреса, телефоны – мы не знали. В комитете комсомола пединститута (МГПИ им. Ленина) нам дали адрес Ады Якушевой, и мы поехали прямо к ней – ее дом был на углу Неглинной и Кузнецкого Моста. Звоним. Открывает хозяйка: «Здравствуйте». А в комнате полно девчонок – это ее октет репетировал. Мы с просьбой – приезжайте к нам на вечер попеть. Они не смогли, отказались, но дали телефоны Б. Вахнюка, В. Крупнова и других.
Вот так, от одного к другому, мы собрали целый концерт. И 19 марта 1964 года наш вечер состоялся. В переполненном зале! Особенно запомнился квартет Сергея Никитина, где вместе с ним пели С. Смирнов, Б. Геллер, А. Монахов. А еще то, что у Никитина была черная гитара.
В дни подготовки вечера я познакомился с Димой Соколовым. Помню, он мне долго говорил, что вечера – это не главное, а главное – создание библиотеки и фонотеки туристской, студенческой песни. Я был согласен, но как это осуществить, не имея материальной базы? От Соколова я впервые услышал о
/27/ Бачурине и Гербовицком, которые помогали записывать вечера песни в радиорубке ДК МЭИ, познакомился же я с Аркадием Гербовицким только в 1966 году.
И тот же Дима Соколов в сентябре пригласил меня на квартиру Ирины Шмидт (где-то в районе Киевского вокзала) послушать интересного автора Михаила Анчарова. Слушателей было несколько человек, в том числе Александр Дулов – его я тоже видел впервые, но песни знал и очень любил. Анчаров мне увиделся большим, грузным человеком, может, даже контуженным, потому что он все время моргал. Начал петь. Как-то все было необычно. Длинные названия песен, которые я не успевал даже записывать. А уж понять, о чем эти песни, схватить на лету смысл, совсем не мог, за исключением песен «Шанси» и «Кап-кап», которые я уже слышал раньше. Играл на гитаре он как-то уж очень просто: грубые пальцы заминали струны, брали простые аккорды, которые даже я знал, а большой палец все время играл басами. Голос грубый, раскатистый. А песни... Их надо было слушать еще и еще раз, чтобы понять. Всего он спел 27 песен (в моем песеннике сохранилась корявая запись с их перечнем). Среди них я тогда же отметил для себя «Цыганочку», «МАЗ» и «Об органисте».
Короче говоря, как автор он меня тогда не покорил. Казалось, мягко говоря, странным и то, что такой пожилой человек, прошедший войну, в моих глазах «отживший, бывший» привел с собой девочку лет девятнадцати, стройную, маленькую – и она была его подругой... Ой, как все в жизни относительно, как с годами мы всё понимаем по-другому. Пожилой? Да ему же было всего сорок лет! Это мне было только двадцать. Много позже, прочитав его «Теорию
/28/ невероятности», «Золотую жилку», «Сода-солнце», я понял его, цитировал его строки в разные моменты своей жизни и, конечно, полюбил его песни. А уж когда самому стукнуло сорок, со смехом вспоминал свое впечатление о «старике Анчарове».
Потом пел Александр Дулов, кажется, «Дорогу в дождь». Возвращались домой мы с Дуловым вместе, и я тогда ему сказал, что его песня «Дымный чай» была нашей любимой в альплагере.
Сразу после нашего первого песенного вечера – а это стало событием, ведь вечера песни были не так часты в Москве, – меня познакомили с Галей Захаровой – легендарным человеком из оргкомитета тех самых первых конкурсов песни в Москве. Она пригласила меня участвовать в организации следующего конкурса. Помню, прослушивание было в малом зале ДК МЭИ. Но запланированный на декабрь конкурс там провести не разрешили. Захарова, очень активный человек, сумела найти выход, и конкурс мы провели в феврале 1965 года во Дворце пионеров на Ленинских горах. К конкурсу даже были изготовлены светокопировальным способом сборники песен, но разрезать рулоны «синьки» мы не успели и после вечера раздавали их зрителям целыми большими листами.
К этому времени мы уже начали сталкиваться с таким понятием, как «борьба за власть». Не буду сейчас называть никаких имен и фамилий, но за пару часов до начала конкурса некто из оппозиции нашему действующему лидеру Гале Захаровой позвонил руководству Дворца пионеров, наговорил кучу напраслины и тем чуть не сорвал вечер. Что запомнилось: конечно, Игорь Гордин с песней «Мы сами себе выбираем маршруты», особенно строчка: «Мы с
/29/ песнями Кима и сказками Грина готовы к чертям на рога». Мы ведь правда были готовы еще и не туда. Больше про этот конкурс не помню ничего, хоть убейте. Запомнилось еще только необычное выступление человека с гитарой в сопровождении маленького оркестрика. Пел он «Кленовый лист по переулкам кружит» и другие красивые песни, но вроде бы совсем не туристские, а эстрадные. Объявили их как песни Виктора Берковского. Так я на всю жизнь и запомнил, что впервые с Берковским увиделся на том конкурсе. Каково же было мое изумление, когда почти через сорок (!) лет мой сосед по даче, знаменитый мэтр жанра авторской песни Виктор Семенович Берковский, во время традиционного вечернего чая под разговоры на тему «А помнишь?» вдруг рассказал, что на том конкурсе он не был, просто не смог почему-то, а представлять свои песни уполномочил приятеля по фамилии Гиндин, который, кстати, внешне очень на Берковского походил. А я-то всю жизнь думал, что увидел тогда Берковского!
(На той же самой даче во время таких же посиделок мне довелось сделать еще одно открытие. Мелочь, конечно, но для исследователей жанра – важно. Разговорились мы как-то с маэстро о том, что во время события, которое вошло в историю авторской песни под именем «конференция в Петушках», он пел своих «Контрабандистов» и что А. Галич как-то там на эту песню отреагировал. Тут меня как током ударило: конференция-то была в 1967 году! А песня эта, написанная на стихи Э. Багрицкого, во всех сборниках и публикациях датирована 1968-м. Значит, поправить надо наших составителей сборников, и, возможно, не на один год.)
/30/
Летом 1964-го я был в альплагере «Талгар» на Тянь-Шане, откуда привез много новых песен. А на лето 1965 года, на время каникул, уехал в Коми АССР, в экспедицию с геофизиками. Думал, будет романтика, песни. Но все было по-другому – измученные лошади, грязь, комары, пьяницы-рабочие и никаких песен. А в целом – хорошая школа жизни – как ушат холодной воды на голову. Тайга, заброшенные бараки сталинских лагерей, конвойные вышки, заросшие вырубки для строившейся когда-то железной дороги Киров – Сыктывкар. И мое первое осознание того, что в далеком 1937 году было что-то страшное.
Учиться практически было некогда. Походы, встречи, соревнования по ориентированию и, конечно же, песни – на эти жизненно важные дела уходило все время. К этому времени у меня уже был большой круг хороших друзей. В основном это были ребята из турклуба МЭИ, из компании моей старшей сестры. С ними я ходил в горы, приобщился к спортивному ориентированию. Леня Потемкин с неизменной гитарой, прекрасно поющая Лена Новикова, всё знающий Коля Рязанский... От него я впервые услышал песни Ирины Рудневой, он же первый познакомил нас и с песнями Новеллы Матвеевой. А еще Лева Павлов, Виктор Махов, Миша Либерман, Надя Иванова, Валя Шацкая, через которую для меня открылся Театр на Таганке, чуть позже – Леня Директор. В этом же кругу людей для меня началось знакомство с творчеством А. Галича и В. Высоцкого.
Что же мы тогда пели или что просили спеть тех, у кого это хорошо получалось? Думаю, вы согласитесь со мной, что этому стоит уделить внимание, ведь песни – это такие маркировочные метки времени, очень выразительные и точные. По ним память восста-
/31/навливает и нашу собственную жизнь, и то, что нас окружало вблизи и вдали — вплоть до обстановки в стране. Поняв это довольно давно, я стал собирать и сохранять все свои рукописные сборнички-песенники, — а они тогда были у каждого из нас. Позже по этим «походным» тетрадкам и блокнотикам, по корявым, но подлинным листочкам я стал составлять перечни и группировать их по годам. Упоительное, скажу я вам, занятие — окунуться «на слух» в те далекие, прекрасные годы нашей молодости. Давайте попробуем сделать это вместе — отсюда и начнем.
Любимые песни
До 1961 года
«Я СМОТРЮ НА КОСТЕР ДОГОРАЮЩИЙ...»
«ЗАКУРИ, ДОРОГОЙ, ЗАКУРИ...»
ВАНИНСКИЙ ПОРТ
ТАГАНКА
«НА МУРОМСКОЙ ДОРОЖКЕ...»
«В НАШУ ГАВАНЬ ЗАХОДИЛИ КОРАБЛИ...»
«БОРОНИСЯ, БАБКА...»
«ВСПОМНИМ КАЙНОЗОЗОЙСКУЮ КУЛЬТУРУ...»
«ПРИГЛАШЕН БЫЛ К ТЕТУШКЕ...»
«НА ПОСЛЕДНЮЮ ДА НА ПЯТЕРКУ...»
ЗАРАЗА
ЧЕМОДАНЧИК
ЧЕТЫРЕ ЗУБА
«ВОСТОК ЗАРЕЙ ОКРАШЕН...»
ЛИСТЬЯ ЖЕЛТЫЕ
«ЖОРА, ПОДЕРЖИ МОЙ МАКИНТОШ...»
«ПОСТОЙ, ПАРОВОЗ, НЕ СТУЧИТЕ, КОЛЕСА...»
«ЦИЛИНДРОМ НА СОЛНЦЕ СВЕРКАЯ...»
/32/
«ВЫТКАЛСЯ НАД ОЗЕРОМ...»
«ФАЙ-ДУЛИ-ФАЙ-ДУЛИ-ФАЙ...»
«АЗОХЕНВЭЙ...»
«НА ОСТРОВЕ ТАИТИ ЖИЛ НЕГР ТИТИ-МИТИ...»
«ДУЕТ, ДУЕТ ВЕТЕРОК, ВЕТЕРОК, ВЕТЕРОК...»
«САМОВАРЫ-ЧАЙНИЧКИ...»
И далее:
БРИГАНТИНА
ОДЕССА-МАМА
«ДЕНЬ, НОЧЬ, ДЕНЬ, НОЧЬ...»
ШАНСИ
«ТАМ, ГДЕ СНЕГ ТРОПИНКИ ЗАМЕТАЕТ...»
БАРБАРИСОВЫЙ КУСТ
ГЛОБУС
«МЕТЕЛЬ МЕТЕТ, И ВСЯ ЗЕМЛЯ В ОЗНОБЕ...»
ХОЛОДНАЯ НОЧЕВКА
«ОТЕЛЛО, МАВР ВЕНЕЦИАНСКИЙ ...»
БАТАЛЬОННЫЙ РАЗВЕДЧИК
«С ОДЕССКОГО КИЧМАНА...»
«В ГЛУХОЙ ТАВЕРНЕ ОГОНЕК...»
«ПЕРЕПЕТЫ ВСЕ ПЕСНИ...»
«КОГДА КАЧАЮТСЯ ФОНАРИКИ НОЧНЫЕ...»
«ТИХО КАПАЕТ ВОДА — КАП, КАП...»
ПРО ПСИХА
«АХ, ПОЛЕ, ПОЛЕ, ПОЛЕ...»
ЦАРЕВНА НЕСМЕЯНА
ЗВЕНИГОРОД
«КРАЙ СОСНОВЫЙ — АУ!..»
«НА УЛИЦАХ МОСКВЫ ВЕЧЕРНЯЯ ТОЛПА...»
«ДЫМ КОСТРА СОЗДАЕТ УЮТ...»
/33/
«ОТ БАКУ ДО МАХАЧКАЛЫ...»
«ТОВАРИЩ СТАЛИН, ВЫ БОЛЬШОЙ УЧЕНЫЙ...»
«СМОТРЮ НА НЕБО ПРОСВЕТЛЕННЫМ ВЗОРОМ...»
МАДАГАСКАР
СТАРЫЕ ЕЛИ
«ВЕТЕР ПОЗЕМКУ КРУЖИТ...»
«ЗИМНИЙ ВЕЧЕР СИНИЙ...»
«КОНЧЕН ДЕНЬ МОРОЗНЫЙ...»
«МАМА, Я ХОЧУ ДОМОЙ...»
«ЕСЛИ Я ЗАБОЛЕЮ...»
ОХОТНЫЙ РЯД
«Я ПОМНЮ ТОТ КРАЙ ОКРЫЛЕННЫЙ...»
«КОНЧИЛОСЬ ЛЕТО ЖАРКОЕ...»
«СВЯЗАЛ НАС ЧЕРТ С ТОБОЙ...»
«МЕСЯЦ СПРЯТАЛСЯ ЗА КРЫШУ...»
«ВЕТЕР ПОЗЕМКУ КРУЖИТ...»
«ТАМ В ОКЕАН ТЕЧЕТ ПЕЧОРА...»
СИНИЕ СУГРОБЫ
«ВЕЧЕР БРОДИТ...»
«ТИХО ПО ВЕТКАМ ШУРШИТ СНЕГОПАД...»
«ОЙ-Ё-ЁЙ, А Я НЕСЧАСТНАЯ ДЕВЧОНОЧКА...»
МЫ С ТОБОЙ — НАРОДНАЯ МИЛИЦИЯ
«БУДТО ВПРЯМЬ ПО ЧЬЮ-ТО ДУШУ...»
«НА НОЧНЫХ КУСТАХ ВЕТКИ ТРОГАЯ...»
«ЭХ, ЛЮБЛЮ Я ЕЛКИ, ЭХ, ЛЮБЛЮ Я ПАЛКИ...»
ПРОВОДНИЦА
«БЕГУТ КОЛЕСА, БЕГУТ...»
СИРЕНЕВЫЙ ТУМАН
«НА ЛЕКЦИЮ ТЫ ВОШЛА И СРАЗУ МЕНЯ ПЛЕНИЛА...»
/34/
До 1964 года
Ю. Визбор
ПОДМОСКОВНАЯ СТОРОНА 1960
«НУ, ТАК ЧТО ЖЕ РАССКАЗАТЬ О ЗИМЕ?..» 1961
«ЛЫЖИ У ПЕЧКИ СТОЯТ...» 1961
«СПОКОЙНО, ДРУЖИЩЕ, СПОКОЙНО...» 1962
«ОСТАВЬ СВОЮ ПЕЧАЛЬ ДО БУДУЩЕЙ ВЕСНЫ...» 1962
«ВСТАВАЙТЕ, ГРАФ...» 1962
«ПО СТАРИННОЙ ПО ПРИВЫЧКЕ...» 1963
СЛАЛОМИСТЫ 1961
СИНИЙ ПЕРЕКРЕСТОК1963
«ЧЕРЕЗ СКАЛЬНЫЕ ВОЛЧЬИ ВОРОТА...» 1961
ТУРБИНЫ «ТУ» 1962
ЖАК ЛОНДРЕЙ 1958
«ТЫ УЙДЕШЬ УСТАЛАЯ, СЛОВ НЕ ГОВОРЯ...» 1959
А. Якушева
«ТЫ — МОЕ ДЫХАНИЕ...» 1961
«МОЙ ДРУГ РИСУЕТ ГОРЫ...» 1961
«ПОНИМАЕШЬ, НОЧЬ НЕМАЯ...» 1956
НОЧИ БРОДЯЧИЕ 1956
«ЕСЛИ Б ТЫ ЗНАЛ, КАК ДОЛГО...» 1961
«Я ШАГАЮ ДОРОГОЙ ДЛИННОЙ...» 1962
«СТАНОВЯТСЯ ПОМЕХОЮ ДРУГИЕ ГОРОДА...» 1962
А. Городницкий
ДЕРЕВЯННЫЕ ГОРОДА 1959
КОЖАНЫЕ КУРТКИ 1959
«А ЖЕНАМ НАДОЕЛИ РАССТАВАНИЯ...» 1959
ПЕРЕКАТЫ 1960
«ОТ ЗЛОЙ ТОСКИ...» 1960
ПРИНЦЕССА БЕРЕНИКА 1960
/35/
«МНЕ РАЗЛУКА С ТОБОЙ ЗНАКОМА...» 1962
ЗВЕЗДА ПОЛЯРНАЯ 1962
«ПИРАТ, ЗАБУДЬ О СТОРОНЕ РОДНОЙ...» 1962
ЧИСТЫЕ ПРУДЫ 1962
«ТЫ МНЕ ПИСЬМО ПРИСЛАТЬ РИСКНИ-КА. .» 1962
ЗА БЕЛЫМ МЕТАЛЛОМ 1960
А. Дулов
«ЭЙ, ХУДОЖНИК, ВЫШЕ ЗНАМЯ...» А. Дулов 1962
«СЫРАЯ ТЯЖЕСТЬ САПОГА...» И. Жданов 1961
«ЗАВАРЕН КРУТО ДЫМНЫЙ ЧАЙ...» И. Жданов 1961
«НА РАССВЕТЕ РОДЯТСЯ НАД БУХТОЙ ТУМАНЫ...» П. Халов 1960
Ю.Ким
«ТРИ ХРАБРЫХ КАБАЛЬЕРО...» 1956
ПАВЕЛЕЦКИЙ ВОКЗАЛ 1957
РЫБА-КИТ 1959
КАПИТАН БЕРИНГ 1959
Б. Вахнюк
«МЫ, ЧЕСТЬ ПО ЧЕСТИ ГОВОРЯ...» 1960
«МНЕ ГОВОРЯТ, — КАКОЙ РЕЗОН...» 1963
«ТОВАРИЩ, ЗАБУДЬ ПРО БОЛЕЗНИ...»
СЫН НЕБА 1962
И. Олтаржевская
«РАССКАЖУ ВАМ ПО СЕКРЕТУ...»
Р. Ченборисова
«ЛЮДИ ИДУТ ПО СВЕТУ...» И. Сидоров 1962
С. Никитин
МАЛЕНЬКИЙ ТРУБАЧ С. Крылов 1963
/36/
С. Крылов
«КОГДА ЗИМНИЙ ВЕЧЕР...» (ЖЕЛТЫЙ ЦЫПЛЕНОК) 1963
И. Руднева
«НАМ СУЖДЕНО НЕ СТАРИТЬСЯ С ГОДАМИ...» В. Горячева 1963
ДОН КИХОТЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА 1961
«ВОТ ОНИ, КРОВАВЫЕ ЗАКАТЫ...» 1962
МИССИС КОШ
В. Борисов
«В НАШЕЙ ЖИЗНИ МАРШРУТЫ ТУРИСТСКИЕ...» Т. Жилина
«ПАДАЮТ СНЕЖИНКИ...» Д. Сахаров 1962
«МЕЛКОВАТЫ МОИ ПУТЕШЕСТВИЯ...» Д. Сахаров 1959
«ПОЛОСКАЛА КАРГОПОЛОЧКА БЕЛЬЁ...» Д. Сахаров 1963
«ЛАМПЫ ОГОНЬ ОДИНОКИЙ...» В. Бардин 1954
«В РЕЧКЕ ЗАВОРОЖЕННОЙ ...» И. Тихомирова 1960
А. Осипов
«ТУНДРА — ГОЛУБОЕ СОЗВЕЗДЬЕ...»
А. Загот
В НОЧНОЙ СТЕПИ Л. Однопозов 1962
НЕ ПАДАЙ ДУХОМ В. Шапиро 1962
«КРАСНЫЙ ОТБЛЕСК СЕМАФОРА...» Л. Однопозов 1963
С. Стёркин
ОБРАТНЫЙ БИЛЕТ С. Островой 1963
В. Боганов
«СОСНЫ ДА ЕЛИ ВОКРУГ...»
/37/
B. Берковский
ГРЕНАДА М.Светлов 1957
«ПЕСНЯ ШАГОМ, ШАГОМ...» Н. Матвеева 1958
C. Баканов
«ЛЬЕТСЯ НОЧНАЯ ТЕНЬ, СОЛНЦЕ ЗАКРЫЛО ОЧИ...»
«ТУК-ТУК, ДО СВИДАНЬЯ, — ЗАСТУЧАЛИ КАБЛУЧКИ...»
Л. Сапожников
«ПОДМОСКОВНЫМ ЛЕСОМ ПАХНЕТ СИНИЙ ВОЗДУХ...» В. Агеев
Д. Герстле
«МИЛОЕ, РОДНОЕ ПОДМОСКОВЬЕ, МАЛЕНЬКОЕ ПЯТНЫШКО НА КАРТЕ...»
В. Чернов
«ЗИМА ЗАСНЕЖИЛА ДЕРЕВЬЯ, СНЕЖИНКАМИ ЗАСЫПАЛА...» 1962
В. Туриянский
ДЕТИ ТУМАНА Б.Стругацкий 1959
В. Вихорев
«Я БЫ СКАЗАЛ ТЕБЕ МНОГО ХОРОШЕГО...» 1962
«МОКРЫЙ КЛЕН ЗА ОКНОМ...» 1963
Н. Власов
«ЗАКОНЧЕН ВУЗ, ПО ГОРОДАМ, СЕЛЕНЬЯМ...» Я. Красильщиков
М. Полячек
«ОБГОРЕВ НА КОСТРАХ ЭМОЦИЙ...»
И. Грудянов
«ЗВОНКАЯ ВЕСНА ЗАЩЕЛКАЛА КАПЕЛЬЮ...» М. Полячек
/38/
Б. Окуджава
ВАНЬКА МОРОЗОВ 1958
ПОЛНОЧНЫЙ ТРОЛЛЕЙБУС 1957
«НЕ БРОДЯГИ, НЕ ПРОПОЙЦЫ...» 1957
«ИЗ ОКОН КОРОЧКОЙ...» 1958
БУМАЖНЫЙ СОЛДАТИК 1959
«ВЫ СЛЫШИТЕ: ГРОХОЧУТ САПОГИ...» 1959
«НАДЕЖДА, Я ВЕРНУСЬ ТОГДА...» 1957
«ПО СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ...» 1960
«ВОЗЬМУ ШИНЕЛЬ, И ВЕЩМЕШОК, И КАСКУ...» 1961
О ЛЕНЬКЕ КОРОЛЕВЕ 1957
«А МЫ ШВЕЙЦАРУ: ОТВОРИТЕ ДВЕРИ...» 1957
«АХ, ВОЙНА, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА, ПОДЛАЯ?..» 1958
«ТЫ В ЧЕМ ВИНОВАТА...» 1958
«...АХ, АРБАТ, МОЙ АРБАТ...» 1959
«ВСТАНЬ ПОРАНЬШЕ...» (ВЕСЕЛЫЙ БАРАБАНЩИК) 1959
«ОПУСТИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, СИНИЕ ШТОРЫ...» 1959
«ВСЮ НОЧЬ КРИЧАЛИ ПЕТУХИ...» 1959
«ЭТА ЖЕНЩИНА! УВИЖУ И НЕМЕЮ...» 1959
«АХ, КАКИЕ УДИВИТЕЛЬНЫЕ НОЧИ!..» 1960
«ГОРИТ ПЛАМЯ, НЕ ЧАДИТ...» 1960
ПРО ЧЕРНОГО КОТА 1960
«ВОТ ТАК И ВЕДЕТСЯ НА НАШЕМ ВЕКУ...» 1960
«НИ ПРИБЫЛИ, НИ УБЫЛИ НЕ БУДЕМ МЫ СЧИТАТЬ...» 1961
В. Высоцкий
«ЧТО ЖЕ ТЫ, ЗАРАЗА, БРОВЬ СВОЮ ПОДБРИЛА...» 1961
«У ТЕБЯ ГЛАЗА, КАК НОЖ...» 1962
«В ТОТ ВЕЧЕР Я НЕ ПИЛ, НЕ ПЕЛ...» 1962
«Я БЫЛ ДУШОЙ ДУРНОГО ОБЩЕСТВА...» 1961
/39/
/40/
/41/
/42/
/43/
/44/
/45/
1966
Осенью 1965 года меня избирают вторым секретарем комитета комсомола института. Освобожденным. Из всех льгот, которые давало такое избрание, мне досталась только одна – будучи москвичом, я, тем не менее, имел право жить в общежитии.
До весны 1966 года я весь в комсомольской работе и живу в общежитии – так время экономится. Домой приезжаю только по воскресеньям. Так в моей жизни, кроме туризма, альпинизма, экспедиций, песен, учебы со всеми студенческими прибамбасами, появилась другая сторона – общественная работа в институте, где я был вполне идейным комсомольцем. Приведу по сохранившемуся черновику (с небольшими сокращениями) строчки из своего выступления на перевыборной комсомольской конференции МЭИС в апреле 1966 года – тогда это было не просто смело, а слишком смело, поэтому, видимо, меня с комсомольской работы вскоре и убрали.
«Каждый знает устав: комсомол – это авангард советской молодежи, но получается, что мы во имя одного забываем другое, забываем значение слова «авангард». Авангард – термин военный. Впереди войск выставляют лучшие, отборные части, оплот, надежду всей армии.
В авангарде идут опытные и обстрелянные солдаты, и отбирают туда не по проценту массового охвата, а в первую очередь по надежности. А как получается у нас? Мы из-за массовости, борясь за количество, потеряли качество. В комсомол надо принимать тех, у кого есть полная убежденность, что быть комсомольцем необходимо... Надо, чтобы принимаемый не был, как говорят, «сагитирован», а шел в комсомол по собственному желанию... Так,
/46/
может быть, перед тем как принять человека в комсомол, надо «взять пробу на активность» и к тому же выявить талант, увлечения каждого человека. А для этого, может быть, нужен кандидатский стаж, чтобы увидеть, зачем и с чем идет в комсомол человек, для чего комсомол ему нужен. И что он сам даст комсомолу...
Нам не нужны иждивенцы, мы должны поставить вопрос прямо: надо освобождаться от тех комсомольцев, которые по тем или иным причинам не могут быть в Союзе молодежи... Если человек ничего плохого не совершил, но просто стал балластом, то не мы его исключим, а он просто выбывает, как не приносящий пользу, как не работающий в комсомоле, выбывает с формулировкой «утративший связь с комсомолом». Бывает и так, что человек с головой окунулся в научную работу и просто не может быть активным членом комсомола – такой тоже может быть освобожден. Или молодая мамаша – ей, конечно, не до комсомола...»
Ну, раз уж я комсомольский секретарь, то мне необходимо вступить в ряды КПСС. Подал заявление. Собрал рекомендации. Пора было идти на заседание Калининского райкома КПСС. И вдруг меня приглашает к себе в кабинет заведующая кафедрой политэкономии Юлия Андреевна Тарасова (она дала мне рекомендацию в партию, у нас были очень хорошие отношения – она ко мне относилась как к сыну, а я очень прислушивался к ее наставлениям). И говорит следующее: «Ильдар, меня очень радует, что в партии рядом будут такие (и далее всякие хорошие слова) люди. Я без колебаний дала тебе рекомендацию. Но не могу не открыть тебе глаза на то, что происходит, и тем более на то, что происходило в КПСС». И дальше – о том, чего я никогда не слышал, а если и слышал, то краем уха: и о 37-м годе, и о Сталине, и о Хрущеве. Короче, она прочистила мне мозги. И в конце сказала: «Решать тебе самому – вступать в партию или нет».
/47/
А как мне хотелось! Я ведь был к этому времени сформированным комсомольским работником и прекрасно понимал – раз партия, то и карьера, и т. д. Спасибо Юлии Андреевне – я передумал и никуда дальше не пошел, ни в какие райкомы. И на многое в жизни стал смотреть под другим углом зрения.
И еще два слова из биографии. Много позже, в 1971 году, меня пригласили на собеседование и предложили работать в НИИ КГБ, в должности радиоинженера (там работала добрая половина выпуска нашего института). Сразу – деньги, которые и не снились, звание и т. д. Но условие: надо вступить в партию и – бросить все дела в КСП. Чего греха таить – хотелось и денег, и благополучия, и интересной работы, но... свобода – она лучше всех прочих благ, и я сказал: НЕТ.
В 1965–1966 годах Галя Захарова занимается организацией первого заочного конкурса туристской песни, который проводится совместно с Центральным Советом по туризму. Я, будучи занят на комсомольской работе, участия в этом не принимаю. Зимой 1966 года еду на Кавказ, в альплагерь «Алибек» – покататься на горных лыжах. Но лыжи не главное, а главное – песни, песни, песни... Там я услышал «На нейтральной полосе» Высоцкого, «Облака» Галича, «Кострому» Визбора. Мой рукописный сборник песен – а он уже был довольно объемный – все время ходил по рукам, и мне нравилось, что это всем нужно.
В мае 1966 года Захарова упорно приглашала вместе с ней пойти к руководству ВЦСПС с предложением организовать клуб песни при Московском совете по туризму (МСТ). Но по каким-то причинам я тогда не смог с ней пойти. А летом опять уехал в экспедицию, уже с геологами. В сентябре Захарова собрала нашу команду: Юрия Треплина, Лидию Малышкину, Игоря Каримова, Аркадия Гербовицкого, Владимира Забловского, Нину Трифонову,
/48/
Анатолия Васильева и Анатолия Егорова. Захарова сообщила, что имеется договоренность с МСТ об утверждении клуба песни. А сейчас она едет в Новосибирский Академгородок, в клуб «Под интегралом» – там есть клуб песни, который проводит свой юбилейный вечер. Она едет туда как председатель Московского клуба песни. Нас это несколько удивило – но не больше: назвалась председателем – ну и пусть, а кто ж еще, как не она?
Почему Гале Захаровой было принципиально назваться председателем? Да потому, что той же весной другая группа ребят тоже добивалась утверждения клуба песни, но только при горкоме комсомола. Это были Сергей Чесноков, Юрий Игнатьев, Олег Фортунатов, Олег Чумаченко, Димитрий Соколов. Осенью они предложили нам встретиться и объединить усилия по созданию клуба. Мне очень понравились эти люди: спокойные, деловые, интересные в общении. Но у Гали Захаровой было условие: если объединяемся, то председатель клуба – только она. И довод: вы еще ничего не сделали, а я, мол, делала конкурсы. На что ей Соколов возразил, что первые конкурсы делались оргкомитетом, в котором Галя Захарова была рядовым исполнителем. Мы в ту пору в историю конкурсов не вникали и никаких подробностей не знали. Но Захарова – резкий, волевой, энергичный, пробивной человек – слушать не умела и не хотела. И это ей впоследствии навредило.
Объединяться мы собрались в помещении агитпункта на ул. Дурова, 13 – его нашла для клуба все та же Захарова. После долгих дебатов пришли к такому решению: давайте совместно организуем и проведем вечер. И посмотрим друг на друга – ведь дела сплачивают.
20 октября в ДК «Правда» мы провели свой первый вечер. После него опять споры, выяснения отношений, сходящиеся к одному: кто председатель. Ясно было одно – мягкие, интеллигентные люди,
/49/
те, что пришли со стороны комсомола, Захарову не переубедят, но и начинать работать с таким настроением и поведением, как у нее, – абсурд. Однако объединяться надо. К этому подталкивала и другая ситуация: партийное руководство Москвы разрешало открыть клуб песни только под совместной ответственностью комсомола и профсоюзов, а Московский Совет по туризму был профсоюзной организацией.
В газете «Советский спорт» от 4 ноября 1966 года появилась заметка М. Азарха «Спутница походов». В ней говорилось: «...Открылся клуб туристской песни, оборудуется помещение, студия звукозаписи, создается ансамбль гитаристов, готов к печати сборник песен. Недавно клуб провел первый концерт в ДК газеты «Правда». В оргкомитете клуба энтузиасты, горячо преданные своему делу: председатель Г. Захарова, В. Забловский, Л. Малышкина, И. Каримов и многие другие».
Галя Захарова таким образом «застолбила место».
В декабре 1966 года в помещение горкома комсомола были приглашены все заинтересованные стороны, все активисты с обеих сторон. Однако Г. Захарова и В. Забловский не пришли и тем самым автоматически вычеркнули себя из процесса объединения.
Было выбрано коалиционное (от обеих группировок) правление: Игорь Каримов – председатель, Олег Чумаченко – зам. председателя по организационным вопросам, Аркадий Гербовицкий – зам. председателя по техническим вопросам, Юрий Игнатьев – зам. председателя по творческим вопросам, а также члены правления: Лариса Завалишина, Тамара Комиссарова, Лидия Малышкина, Ирина Осипова, Евгения Райская, Димитрий Соколов, Наталья Халатьянц, Сергей Чесноков.
/50/
/51/
1967
Начиная с января наше правление заседало каждую неделю. В основном собирались у Димы Соколова – он жил один, да к тому же в центре, на Маяковке, а главное – он был инициатором многих наших «проектов». Кстати, именно он писал наш первый устав и сам печатал его на машинке.
Спорили до хрипоты. О планах на будущее, о том, как и что делать. Приоритеты были такими: создать фонотеку, библиотеку, провести конкурс песни. О слетах пока речи не было. Чуть позже возникла мысль провести конференцию и выпустить свою газету – это была идея Сергея Чеснокова. Вскоре Сергей вплотную занялся организацией конференции.
Мы мечтали о будущей студии звукозаписи. Гербовицкий даже начал собирать картонные ячеистые упаковки для яиц («скорлупки», как мы их называли), чтобы звукоизолировать стены в помещении будущей студии. Насобирали этих «скорлупок» тысячи две.
Регулярно ходили в горком комсомола – согласовывать бумаги: устав, положения, «объективки» на каждого члена правления. Однако утверждение нашего клуба горком все время переносил «на потом».
Тем не менее, мы продолжали активно работать. Ставший уже традиционным конкурс песни решили сделать не через месяц-два, а позже, тщательно подготовив его. Конкурсные концерты первого тура запланировали провести по вузам и турклубам, концерты второго тура – в больших залах, в присутствии зрителей, а третий тур, заключительный, сделать в виде одного
/52/
большого концерта, с призами, с интересным жюри. Это была глобальная задача на большой период времени: с начала учебного года, с осени – и до следующей весны.
Неожиданно от работника парка «Сокольники» Зои Ивановны Степановой поступило предложение разместить клуб в парке, в помещении школы танцев. Благодарности нашей не было границ. Ближе к весне начали обживать это помещение («Школа танцев, как войдешь – налево...»). Для начала, решили мы, проведем здесь большой концерт. Пригласим самых интересных авторов, а на деньги, собранные от концерта, начнем жизнь клуба. Мечта была – купить магнитофон и пишущую машинку. Да и для задуманной конференции нужны были деньги. Сделали билетики, распространили их через местные клубы песни в вузах. Мы, наивные, представления не имели тогда, что этого делать нельзя, что это финансовое нарушение. Все мы были неопытными в этих делах: я и Гербовицкий – студенты-дипломники, Чесноков только что закончил институт. Чумаченко, Игнатьев, Фортунатов, Соколов были много старше – тридцатилетние взрослые люди, и мы во многом полагались на их жизненный опыт, но и они не знали никаких финансовых тонкостей.
Вечер прошел отлично, в большом зале мест на 800, там, где обычно проходили танцевальные вечера. В концерте участвовали: Сергей Стеркин, Сергей Никитин, Сергей Крылов, Александр Дулов, дуэт Ляля Фрайтор и Тамара Комиссарова, Вадим Егоров, Борис Рысев и другие. Среди этих других был молодой автор Владимир Качан. Раньше никто из нас его не слышал, и кто его привел –не помню. Сказали, что это хорошо и что надо дать выступить. Выступил. Все нормально. Но вдруг подходит
/53/ он ко мне за кулисами и говорит: «Я ухожу, а по оплате за концерт – это к тебе?» Я удивился – какая оплата? Все выступают бесплатно, в фонд клуба! Да и вообще оплата за выступление в нашей среде была тогда большой редкостью. «Нет, – говорит, – мне надо. Когда меня приглашали, то обещали, что заплатят». И что-то еще толкует. Ну, думаю, пришел – новенький, а с гонором. Здесь такие знаменитости выступают и не спрашивают о деньгах. Говорю – нет, и все тут. Так и расстались.
Позже, весной 1968 года, В. Качан выступил в качестве конкурсанта в одном из концертов второго тура. Пока заседало жюри, он подошел ко мне и говорит: «Мне обязательно нужно пройти в третий тур. Я учусь в «Щуке», и это мне надо для будущего». Меня его манера петь раздражала – этакая салонная, с явно выраженным пренебрежением к слушателю, как-то свысока, что ли. Но песни... особенно «Полицай», «Бизоны» и «Оранжевый кот» – это было здорово! Я попытался повлиять на членов жюри, в число которых входили поэт Семен Флейшман, музыковед Татьяна Лебедева и другие, но они почему-то ни в какую не хотели его пропускать, говорили, что его выступление граничит с пошлостью. Думаю, что причиной была как раз его манера петь, воспринятая как неуважение к публике. То, что автор стихов в песнях Качана – один из ведущих актеров знаменитой «Таганки» Леонид Филатов, для меня стало открытием много позже. Эти песни, написанные в далекие шестидесятые, живут и любимы вопреки мнению тогдашнего жюри.
Через много лет Владимир Качан спел песню Окуджавы в фильме «Звезда пленительного счастья» – и сразу стал знаменит. А на меня, видать, так обиделся тогда, что и сейчас не замечает, где бы мы ни встречались.
/54/
В апреле 1967-го наконец был назначен день для Пленума горкома, на котором нас утвердят как клуб песни. 26 апреля мы отпросились с работы, надели белые рубашки, пришли в горком. Ждем полчаса, ждем час. Пленум идет, но нас не вызывают. А потом сообщают, что утверждение клуба переносится на конец года. И по секрету сказали причину: вот пройдет в ноябре празднование 50-летия советской власти, тогда и вернемся к вашему вопросу.
Но конференцию мы все равно готовили. Как-то я пришел по этому поводу в горком, к секретарю по идеологии Альберту Михайловичу Роганову, принес доклады музыковеда Владимира Фрумкина и фольклориста Татьяны Поповой. Это были первые профессиональные работы по теоретическому осмыслению того, с чем мы все имели дело (до сих пор они цитируются исследователями). Но, прочитав их, Роганов сказал, что это дилетантский подход. Я тогда не совсем понял его, но пригласил на конференцию и попросил хоть какой-нибудь помощи, ну хотя бы автобус для участников. Автобус нам дали, за что спасибо, но ни один человек из горкома на конференцию не приехал.
А зря. Ведь это была самая первая конференция по проблемам самодеятельной песни, и она, можно сказать, вошла в историю. Проходила она в середине мая 1967 года во Владимирской области, в охотхозяйстве «Костерево», недалеко от станции Петушки. О конференции написано много, на ее материалы до сих пор ссылаются.
Кто мне тогда особенно запомнился: молодой, задорный, бегающий босиком Юлий Ким, поющий свои разрешенные и неразрешенные песни; красивая Ада Якушева, Владимир Туриянский,
/55/ Арик Крупп, Виктор Берковский, Юрий Кукин. Но больше всех – вальяжный, взрослый по сравнению со всеми нами Александр Галич со своей «Карагандой» и другими песнями, от которых становилось как-то даже страшно...
Перед началом вечернего заседания приезжает из Москвы «Волга», которая должна была привезти А. Дулова и еще кого-то. Но вместо Дулова выходит из «Волги» Галя Захарова. Мы потеряли дар речи. Оказывается, в Москве она села в машину, а Дулову места не осталось. Ее присутствие было явно некстати, и ее попросили отправиться обратно той же машиной.
О конференции в Петушках можно говорить много, эти три дня врезались в память на всю жизнь. Доклад музыковеда Владимира Фрумкина впоследствии читали все, кто когда-нибудь серьезно интересовался авторской песней. Диспуты, разговоры – всё было очень интересно. Социологи во главе с Юрием Карповым провели опрос на тему: как называть эту песню. Предложения были разные – студенческая, туристская, бардовская, любительская, самодеятельная... Помню, Галич по поводу названия «любительская» сказал, что это ему напоминает любительскую колбасу. В конечном итоге сошлись на названии «самодеятельная» как наиболее отражающем сущность – сам делаю, сам пою.
Позднее Дима Соколов резюмировал: «Теперь мы будем называться Клубом Самодеятельной Песни – на основании решения конференции». А значит – КСП. Но мне эта аббревиатура очень резала ухо. Тот, кто когда-нибудь бывал в горах, меня поймет – там так называются контрольно-спасательные пункты. Помните, у Визбора: «Бродили барсы по тропе, не опасаясь КСП. У-ау!» Но не все же были альпинистами или пограничниками, –
/56/ так и прижилось на долгие годы это название песенного клуба – КСП. (К сведению: до принятия этого решения мы себя сокращенно называли МГКП – Московский городской клуб песни.)
Еще на конференции родилась идея создать Всесоюзный Совет КСП. Его президентом единогласно был избран Сергей Чесноков. Первым мероприятием, которое мы запланировали, был Всесоюзный фестиваль. Его проведение взял на себя клуб «Под интегралом» из Новосибирского Академгородка во главе с Валерой Меньшиковым. Наметили провести его осенью.
...Бурное время – становление клуба, а мне надо писать диплом и в июне защитить его. Времени не хватало катастрофически, даже сомневался – ехать ли в Петушки. В качестве компромисса взял с собой бумагу и кое-какие материалы – думал выкроить час-другой для работы над дипломом. Зря, конечно, думал.
Через двадцать дней после конференции защитил диплом и на следующий же день улетел на Камчатку, в экспедицию с вулканологами. Из экспедиции вернулся только в конце сентября. Распределение на работу после института у меня было хорошее: меня оставили в институте с надеждой, что буду писать диссертацию. Но приступить к работе я должен был уже первого августа, а появился только первого октября – из-за экспедиции. Проректор возмутился и сказал, что поставит вопрос о моем перераспределении. На следующий день ребята из комитета комсомола пошли к проректору и постарались убедить его в том, что я хороший, что даже был комсомольским секретарем. Проректор сказал: пусть приходит с заявлением, но надо обязательно сбрить бороду. Сначала я обрадовался, но, услышав про бороду, сказал: спасибо, ребята, но начинать свою трудовую деятельность с этого я не буду.
/57/Сегодня я бороду сбрею кому-то в угоду, а завтра что я должен буду сделать? Пусть перераспределяют! И поехал в Министерство связи, где мне предложили работать либо в НИИР, либо в ЦНИИС. Я выбрал НИИР – Научно-исследовательский институт радио, что на улице Казакова, рядом с Театром имени Гоголя. Там и проработал двадцать восемь лет, начав с должности инженера с окладом в сто десять рублей.
За всеми этими хлопотами для меня абсолютно незаметным прошло событие, именующееся теперь первым слетом КСП. По изложенным выше причинам я там не присутствовал, поэтому описываю ситуацию так, как я ее понял впоследствии.
У старых московских туристских групп, таких как «Сборная леса», «Чумачи», «Крестьянские дети», «Бобры», «2-87», «Группа Авилкина», давно существовала традиция проведения слетов – на майские праздники, в дни рождения друзей и по другим важным поводам. Проходили эти слеты очень весело – с парадами, всевозможными хохмами, с неизменными песнопениями у общего костра. Руководители трех вузовских клубов песни Женя Гангаев (МГПИ), Толя Соколов (МГУ) и Игорь Байков (МИИТ) решили, взяв за основу эту традицию, провести свой совместный слет, но не туристский, а песенный. И вот 9 мая 1967 года близ станции Хотьково такой слет был проведен. Там же заодно праздновался день рождения Олега Чумаченко. Принадлежность Олега и к туристским (тургруппа «Чумачи»), и к песенным кругам дала возможность стать участниками первого песенного слета собратьям Олега по туризму – ребятам из групп, которые я чуть выше перечислил. В этот же день, 9 мая, в другом месте Подмосковья прошел слет клуба песни МИФИ.
/58/
Осенью клубы песни нескольких вузов, которые отныне стали именоваться местными клубами, решили сделать общий слет. За его организацию взялся клуб песни МИФИ. Место слета было строго засекречено. Человек с красной повязкой встречал группы участников на станции Портновская и провожал на поляну.
Начался слет с факельного шествия. Песенные клубы шли своими колоннами, со своими флагами, почему-то (?) все дружно пели «Джон Браун пал на поле боя...». Потом был большой костер, на открытии впервые прозвучал студенческий гимн «Гаудеамус», вечером был конкурс песни, диспут о будущем самодеятельной песни, днем – театрализованные выступления на актуальные темы, игра в «мамбабол». Здесь впервые был объявлен «сухой закон». Так рождались традиции.
Каждому клубу были вручены «Удостоверение о рождении» и памятный значок с изображением новорожденного и соответствующим текстом (значки были куплены в магазине и украшены кустарной надписью).
На очередном заседании правления мы решали, каким считать этот слет – первым или вторым. Решили, что он – второй, поскольку первыми можно считать те весенние два слета, прошедшие в один день, 9 мая.
Однако вот какую интересную коррективу в это обстоятельство вносит время. Я уже не первый раз слышу в воспоминаниях участников конференции в Петушках о том, что тогда (в Петушках) они были на ПЕРВОМ московском слете КСП... А что, по времени совпадает – май 1967 года, по представительности – однозначно, по сути и значимости – несомненно. Так что, может,
/59/ время само решило, какую из наших встреч в лесу следует называть Первым слетом?
Выше я впервые упомянул местные клубы песни. Да, к этому времени уже были такие образования в структуре Московского клуба песни. Собственно, московский клуб и состоял из местных клубов песни – МИФИ, МЭИ, МГПИ, МАИ, МИИТа, СТАНКИНа, медицинских институтов и других вузов, а также турклубов. Их руководители составляли Совет местных клубов. Помимо этого было правление горклуба, и на слетах, вплоть до VII-го, мы, горклуб, считались гостями и стояли отдельной группой, а организовывали слеты сами местные клубы. Возглавлял эту работу «мифист» Борис Дружинин. На VI и VII слетах мы с Гербовицким начали чуть-чуть ему помогать и только после VII-го стали активно участвовать в подготовке слетов.
Но вернусь в 1967 год. Осень. Вечер песни в Политехническом музее. Зал стоя поет «Бригантину». Тогда эта песня была символом времени, можно сказать, нашим гимном. (Сейчас вспомнилось, как в апреле 1968 года на втором туре конкурса в МГПИ тоже пели «Бригантину» всем залом, стоя. И при этом сидел, не вставая, один человек – Галя Захарова. Меня тогда это поразило.) Той же осенью 1967 года на II слете, как я уже сказал, впервые прозвучал «Гаудеамус». У организаторов слета, студентов МИФИ, это хорошо получилось, так как было много ребят из академического мужского хора этого института. Так появилась традиция открывать слеты пением «Гаудеамуса» – очень красиво! К следующим слетам все наши группы уже специально разучивали этот старинный студенческий гимн. Латинский текст старательно переписывался русскими
/60/
буквами и зазубривался наизусть. Было даже такое: группа, которую встречал сопровождающий – в метро или еще где-то, – должна была «сдать экзамен», чтобы получить пропуск на слет, – спеть «Гаудеамус», иначе проводник эту группу на слет не вел.
Общий хор на огромной поляне при открытии и закрытии каждого слета стал традицией с самого начала. Аккомпанировали хору стоящие у микрофона с гитарами Александр Костромин, Евгений Гангаев, Александр Васин, Александр Куроедов и другие лидеры КСП. Какие песни пели? Послушайте кассету «Песни нашего века» – да вот они, эти песни! И поются хором, как пелись когда-то. Но, к удивлению, ни на одном концерте этого проекта ни разу ни слова не было сказано о старых традициях совместного пения, да и вообще о КСП – будто и не было в стране такого явления. Не странно ли?
Любимые песни
И здесь – снова место перечню под общим названием «Любимые песни». Он будет появляться периодически, причем периоды эти не случайны, хоть и весьма условны. У меня получились вот такие отрезки времени по годам:
До 1961
До 1964
1964–1967
1968–1974
1975–1982
1983–1986
1987–1992
Почему так, а не иначе? Так сложилось. Причины разные, но одна главная – жизнь. У всех нас она разная, с разным ритмом, – мне показались интересными именно такие периоды. Грань между ними очень размытая, да и не очень нужная.
/61/
Так появилась моя собственная ПЕСЕННАЯ АНТОЛОГИЯ. Песенных антологий теперь стало много, и все они очень сильно отличаются друг от друга принципами составления. В одних песни выстроены по времени их написания, в других – по географическому принципу; в одних соблюден приоритет поэзии, в других на первом месте нотная строка.
Мне же с самого начала просто хотелось собрать песни, которые мы в разное время ЛЮБИЛИ ПЕТЬ, которые нам нравились, которые мы просили исполнить: друзей – у костра, авторов – на концертах. Еще раз подчеркну: я включал песни в тот или иной период НЕ ПО ГОДУ ИХ НАПИСАНИЯ, А ПО ВРЕМЕНИ ПРИХОДА ИХ К НАШИМ КОСТРАМ И НА НАШИ (условно говоря) КУХНИ. Проще говоря, я лишь хотел собрать воедино песни, которые активно бытовали в нашей среде в тот или иной ПЕРИОД ВРЕМЕНИ.
Слова «любили петь» относятся в основном к 60-м – 70-м годам. В 80-х стали больше слушать, чем петь, потому что пришло время отдельных концертов и абонементов в больших залах. В те далекие годы радио, телевидение, пресса наших песен и знать не знали, о пластинках с записью даже подумать было смешно (не то что сейчас, когда любой начинающий может сразу же выпустить свой диск). В основном песни привозили из турпоходов, альплагерей, стройотрядов, после 1959 года – с конкурсов студенческой песни, а позже со слетов, или фестивалей, или же с магнитофонных записей. Магнитофоны были в основном стационарные, громоздкие, до кассетных было еще далеко, пленку приходилось очень экономить. В результате выживало и передавалось из уст в уста, из тетрадки в тетрадку, с пленки на пленку только самое лучшее. Получался естественный отбор, как в живой природе. (Здесь уместно поёрничать и сказать: «Ну так и спасибо властям за их запреты и умолчания – помогли отбору».) В общем, период от написания песни до ее популярности был велик, а песни из других городов, в частности, песни ленинградских авторов, приходили с еще большей задержкой.
/62/
Составляя списки по периодам, я, конечно, в первую очередь использовал мои собственные сборники песен, которые когда-то записывал в турпоходах и альплагерях. А начав в 1980 году составлять сводный перечень, взял за основу песенные каталоги Михаила Баранова, известного нашего архивиста. Тогда я читал лекции по истории КСП на курсах повышения квалификации при Министерстве культуры СССР. Чтобы быть подготовленным к любому вопросу, я и составил уже относительно полный перечень на 30 страницах.
В 1987 году я передал его Л. Беленькому, который в то время составлял сборник «Среди нехоженых дорог». В 2000 году такой же список дал Д. Сухареву, составлявшему большую «Антологию авторской песни». Там есть об этом упоминание: «Вот реестр бардов по версии президента одного из КСП <...> (составлен в мае 1980 года, годен к употреблению» (стр. 29). Кстати, далее в этом тексте присутствует одна неточность. Там есть такие слова: «…карандашиком, неуверенно снизу приписана Якушева…» Так, да не так. Все было много проще: загнулась копирка, и в третьем экземпляре, который достался Д. Сухареву, пришлось дописать карандашом автора с фамилией на последнюю букву алфавита, то есть А. Якушеву.
Ну а последним толчком к составлению уже обновленного перечня песен явилось наше с А. Костроминым выступление на фестивале «Распахнутые ветра» на Селигере в 2003 году. Мы должны были говорить там об истории авторской песни, и я прихватил с собой те самые списки, составленные в 1980-м. А вернувшись в Москву, решил привести их в порядок – перепечатать на компьютере, уточнить. И увлекся аж на несколько месяцев – выверял, дополнял, уточнял. Благо книг, кассет, дисков сейчас предостаточно и, если что-то подзабыл, в чем-то сомневаешься, можно лишний раз послушать. Начав со старых авторов, я стал потом слушать и новых, и малоизвестных, и не один, а много раз, – но это уже отдельная тема.
/63/
Кто-то начнет спорить, что не те песни в списках, не те авторы в периодах, так я ему в ответ скажу сразу: да, конечно, без субъективного мнения здесь никак не могло обойтись. СТОПРОЦЕНТНО ОБЪЕКТИВНОЙ, ВСЕХ УДОВЛЕТВОРЯЮЩЕЙ АНТОЛОГИИ ВООБЩЕ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ — при любых принципах составления. Да, один из критериев отбора песен — мой личный вкус и мое личное мнение. К тому же в каждой компании были свои любимые песни. Так что если моя антология совпадет хотя бы на 70 процентов с твоим, читатель, личным мнением и с твоими воспоминаниями, я буду очень рад.
Анализировать творчество авторов я не стану, так как не искусствовед и не критик; моя задача — поделиться с вами богатейшим (как мне кажется) материалом, зафиксированным в старых песенниках и списках. И вместе с вами еще раз представить, понять, ощутить ту атмосферу, то богатейшее творческое море, в которое мне повезло окунуться почти с самого начала жизни. Говорю — мне, а подразумеваю — всем нам. Всем, кому повезло в этой жизни слушать и петь НАШУ ПЕСНЮ.
И несколько слов — «в рабочем порядке». В начале списка каждого периода идет перечень тех, кто был уже упомянут в предыдущем периоде, а далее я старался располагать фамилии авторов по мере появления их на песенном горизонте. При перечислении песен каждого автора старался вначале указывать те из них, которые мы сами любили петь, а потом — те, что звучали более интересно только в авторском исполнении (конечно, эта грань тоже очень условна).
1964–1967
Ю. Визбор
«НЕ УСТАЛО НЕБО ПЛАКАТЬ...» 1963
«А РАСПАХНУТЫЕ ВЕТРА...» 1963
ДАВНЫМ-ДАВНО 1963
«ВЗМЕТНУЛАСЬ ВВЕРХ РУКА: ПРОЩАЙ! ПОКА!..» 1963
/64/
«ТЫ У МЕНЯ ОДНА...» 1964
«ИЩИ МЕНЯ СЕГОДНЯ...» 1963
«ПОШЕЛ НА ВЗЛЕТ НАШ САМОЛЕТ...» 1964
«МЫ ВПЕРЕДИ ПЛАНЕТЫ ВСЕЙ!..» 1964
«ТАК ВОТ МОЕ НАЧАЛО, ВОТ СВЕРКАЮЩИЙ БЕТОН...» 1964
ХАЛА-БАЛА 1965
«ПО СУДНУ "КОСТРОМА" СТУЧИТ ВОДА...» 1965
СЕРЕГА САНИН 1965
«А КТО ТАМ В БЕЛОМ СВИТЕРЕ...» 1965
ХАМАР-ДАБАН 1962
«НУ, ВОТ И ПОМИНКИ ЗА НАШИМ СТОЛОМ...» 1965
«СВОБОДЕН? — КУДА ВЕЗТИ?..» 1964
«А БЫЛА ОНА СОЛНЫШКА КРАШЕ...» 1964
«ЯКОРЯ НЕ БРОСАТЬ...» 1963
А. Якушева
«ВЕТЕР ПЕСНЮ ПОЕТ...» 1963
«В РЕЧКЕ КАМЕННОЙ...» 1963
«ДА ОБОЙДУТ ТЕБЯ ЛАВИНЫ...» В соавторстве с Ю. Визбором 1964
«Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ УХОДИЛ...» 1965
«СНЕГ ДА СНЕГ — НИ ДОРОГ, НИ РЕК...» 1964
ИЗМАЙЛОВО 1965
ЗДРАВСТВУЙ! 1965
А. Городницкий
ЗА ТЕХ, КТО НА ЗЕМЛЕ 1963
НАД КАНАДОЙ 1963
АТЛАНТЫ 1963
«НЕ ЖЕНИТЕСЬ, ПОЭТЫ...» 1963
БУЛЬВАРНОЕ КОЛЬЦО 1963
ПАРУСА КРУЗЕНШТЕРНА 1963
