Ю.Андреев

О пользе двухполушарного восприятия

(Вместо эпиграфа к первой части)

При подготовке этой книги вынырнул из архивных глубин давний-предавний опус искусствоведа Виктора Орлова, хлестко названный им «Самодельщина». Поскольку он характерен не только для печати раннего периода авторской песни (ныне признаваемого классическим), но симптоматичен для непонимания природы успеха этого жанра вообще, в том числе и сейчас, поскольку этот труд тоже является своего рода классикой, а потому достоин возрождения.

Полностью прав был его автор, когда бичевал дилетантизм в искусстве: оно действительно требует постоянного труда, настойчивого самосовершенствования артиста. Не прав был он в другом: только к умелости, к профессиональному лоску произведение искусства не сводится. Если нет в нем внутреннего огня, отсутствует одухотворенность и человеческая искренность, то произведение ли это искусства? Меж тем категория «таланта» напрочь была вынесена за рамки внимания искусствоведа.

«Не коробит ли вас, когда в титрах профессионального фильма стоит «музыка Икса», а Икс не знает, на какой линейке пишется до — и знать не хочет?» — писал он. Я не представляю, какой из Иксов «и знать не хочет», но меня глубоко волнует тот, например, факт, что задушевные песни тренера по фигурному катанию Ю. Кукина, созданные им тогда, когда он действительно не знал нотной грамоты, с быстротой телеграмм разошлись по Союзу и тотчас зазвучали от Благовещенска до Ужгорода. Я знаю, что актер В. Высоцкий не умел писать нотных строчек, но считаю прекрасным тот факт, что профессиональные учителя пения в школах Союза разучивают с пионерами его благородные песни. Известно, что геофизик А. Городницкий не умеет ни на чем играть, но вместе с тем мне известно, что летчики полярной авиации использовали некогда служебную радиосвязь для того, чтобы по всему Северу распространить его прекрасную «Песню полярных летчиков».

Своеобразие нашей песни и слушателей нашей песни заключается в том, что различные каналы, по которым качественно разная информация — рациональная и эмоциональная — поступает в наше сознание, постоянно соотнесены друг с другом. Прибегая к языку науки, оба наши полушария: правое, ведающее чувственным восприятием мира, и левое, ответственное за интеллектуальную переработку поступивших сведений,— четко коррелируют свои данные. Иначе говоря, содержательное начало песни тотчас же, одновременно с поступлением в мозг, сопоставляется с его душевным смыслом, проходит проверку не только на истинность, но и на искренность. И именно эта правдивость чувств, которая либо проявляет себя, либо нет, является высшей оценочной мерой. Фальшь, режущая ухо при равнодушно-механическом исполнении, скажем, политической оратории, ни в малой степени не будет компенсирована даже великолепно поставленным голосом высшей консерваторской пробы. Слова о скорби, не подкрепленные искренним чувством собственной скорби, слова о великой любви, произнесенные с ощутимой внутренней зевотой, убийственны, по нашим критериям, для произведения. Шаляпин был великим артистом не только благодаря красоте и мощи своего голоса, но и вследствие своей замечательной способности к полному вживанию в чувства своих персонажей. И этот его дар оценили и наш народ, и народы Земли. Тем самым я хочу сказать, что свойство любителей и ценителей авторской песни к мгновенному соотнесению между собою смысловой и эмоциональной информации есть свойство общечеловеческое, лишь замусоренное и замутненное средней руки «профессионалами» от искусства. Для них вокальные произведения — не комплицированные синкретические жанры, но порождение безликого мертвенного звука, внешне действительно напоминающего музыку, но музыку, лишенную души и следующую только акустическим канонам.

К счастью, представители науки предлагают нам критерии и технические средства для декодирования эмоциональной правдивости либо же лживости песни. Благодаря, например, трудам доктора биологических наук В. П. Морозова, посредством специальных интеграторов, которые раскладывают на спектры акустические графики голосов, мы получаем объективный ключ к пониманию эмоциональной честности вокального исполнения. Более того, графики В. П. Морозова объясняют тесную связь акустических способов проявления эмоций с глубинными особенностями физиологии человека, испытывающего эти эмоции;

«Так, например, при горе (печали) происходит понижение физической и психической активности, наступает общее подавленное состояние, и все это находит свое отражение в структуре звука; падение его силы, увеличение фронтов и спадов звука; «плачущих» интонациях и т. п. При гневе, наоборот, в связи с общей активизацией психической и физической деятельности, повышением мышечного тонуса звук становится сильным и резким (укорачиваются фронты и спады), «звенящим металлом» за счет подъема интенсивности высоких спектральных составляющих». (М о р о з о в В. П. Биофизические основы вокальной речи. Л., «Наука», 1977, с. 182.)

Вот потому-то и случается беда для исполнителя, когда слушатель — в силу своей анатомической неиспорченности — «учует» дисгармонию между смыслом оратории и внутренней бесчувственностью певца, заглушаемой могучим голосом. Фальшь, диссонанс будут уловлены на подсознательном уровне тотчас же и породят вполне адекватную реакцию аудитории.

Вот такие-то глубинные механизмы нашей физиологии и психологии, насчитывающие миллионолетнюю эволюцию, стоят на страже правдивости и искренности воспринимаемой нами песни. Вот почему человеческая, жизненная ценность эмоционального наполнения искренних, эмоционально правдивых песен, созданных «самодельщиками», как изящно обозвал некогда Виктор Орлов наших бардов, намного превосходит в наших критериях ценность добротно обкатанного вокала. Это, разумеется, не отрицает необходимости профессиональной огранки тех самоцветов, которыми мы владеем: как известно, умело обработанному алмазу и цена выше, он и называется брильянтом. Правда и то, что сколь искусно ни обрабатывай стекляшку, выше, чем в почетный ранг бижутерии, она произведена не будет.

Итак; соответствие слова и стоящего за ним смысла — логического и эмоционального — вот что привлекает нас в авторской, самодеятельной песне. Более того, вполне логичным продолжением этого свойства, в первую очередь ценимого любителями авторской песни в «миру», является соответствие слова и дела, то есть единство представлений о жизни и жизненных поступков. Это характерно для нашего актива. Активом же этим в потенциале являются все нормальные люди, ибо нормой для человека как раз и является стремление к правдивости слова и к честности дела.

В кн.: Андреев Ю.А. Наша авторская…: История, теория и современное состояние самодеятельной песни. — М.: Мол. гвардия, 1991. — С. 6—10.